— Конечно, конечно, у меня, правда, весь день расписан, но для тебя, Ларочка, я всегда найду время, — прижала руки к груди Эвелина. — Я тебе сделаю «кабаре», это совершенно новое слово в парикмахерском искусстве. Это просто… что-то грандиозное!
Эвелина мечтательно закатила глаза к потолку, а затем выдохнула:
— Твой Женечка просто обалдеет!
— Вот этого не надо, — улыбнулась Лариса. — Он и так на грани.
— Так, значит, ты примерно в час заскочишь, да? — уточнила Горская.
— Да, плюс-минус десять минут.
— Отлично, я как раз закончу с маникюром для Славкиной. Это уникальная женщина! Ты представляешь, Лара…
— Ты извини, мне пора, — остановила ее Лариса, уже переполненная информацией и опасавшаяся, что рассказы о некоей Славкиной, которую Котова никогда в глаза не видела, могут затянуться на некоторое время. — До послезавтра.
— Ах, как жаль, что ты уже уходишь! — расстроилась Эвелина. — Может быть, хоть кофейку попьем, покурим?
— К сожалению, к сожалению, не могу. У меня просто уже ни одной минуты нет, — распрощалась Лариса со своей приятельницей и вышла на улицу.
Она вдруг подумала, что Эвелина Горская чем-то похожа на одного ее знакомого, психолога Анатолия Евгеньевича Курочкина, который мог часами грузить Ларису рассказами о своих бесчисленных клиентках, подробно расписывая их половую и социальную биографию.
Она села в машину и поехала домой. Котов, как и водилось в последнее время, демонстрировал роль примерного и добропорядочного семьянина. Он уже был дома, абсолютно трезвый, и обсуждал с дочерью Настей, что ей подарить к Международному женскому дню. Увидев Ларису, Евгений поднялся с дивана и восхищенно произнес:
— Это на тебя наплыв посетителей так благоприятно повлиял? Или Степаныч? — Степаныч может повлиять на мой внешний вид только негативно. Например, довести до седых волос, — усмехнулась Лариса.
— Что, опять просил денег? — принял грозный вид Котов. — Нет, Лара, с этим определенно пора кончать! — занервничал Евгений, который терпеть не мог администратора своей жены, впрочем, как и тот его. — Это уже переходит все границы! Он дойдет до того, что потребует дохода наравне с тобой!
— Не волнуйся, я слежу за ситуацией, — успокаивающе подняла руки Лариса.
— Я полагаю, мне самому нужно заехать в ресторан и раз и навсегда отучить этого зарвавшегося дурака от абсурдных требований! — с пафосом заявил Котов.
— Не стоит, он в отместку уговорит тебя выпить джину, и ты не устоишь.
— Ну что ты, Лара, как можно поддаваться на провокации этого старого еврея! Кстати, он не собирается вновь активизировать процесс переезда в Израиль?
— Да нет, пока помалкивает. Видимо, здесь ему все-таки лучше, хоть он и постоянно это отрицает. Да ладно, хватит о нем! Давайте лучше ужинать, я безумно хочу есть.
— Давай, давай, — легко согласился Котов и добавил: — Как бы там ни было, ты неотразима!
Через день, Восьмого марта, Лариса все-таки заехала в ресторан, несмотря на то что для большинства трудящихся это был официальный выходной день. Но ресторан «Чайка», естественно, не знал выходных, и Ларисе хотелось лично убедиться, как идут дела.
Для начала Лариса прошла в свой кабинет, еще из-за дверей услышав, как разрывается телефон на ее столе. Быстро отперев дверь, она вошла и схватила трубку.
— Ларочка, слава богу! Слава богу, я до тебя дозвонилась! — высоко звучал в трубке взволнованный голос Эвелины Горской. — Представляешь, Лара, я умудрилась потерять номер твоего мобильника, позвонила домой, Евгений сказал, что ты поехала в ресторан, и вот я звоню-звоню, а никто не отвечает!
— Погоди, что за спешка? — остановила ее Лариса. — Ты что, не сможешь меня принять сегодня?
— Принять-то как раз смогу, даже прошу тебя приехать поскорее… Вот только не знаю, как быть с остальным… С «кабаре», в смысле. Ну да это ладно, мы что-нибудь придумаем, ты только приезжай поскорее! Тут очень печальное событие произошло…
— Что такое? — нахмурилась Лариса.
— У Людмилы убили мужа!
— У какой Людмилы?
— У Головановой, ну помнишь, я тебе позавчера рассказывала, у той самой, что муж любовницу завел!
Последнюю фразу Эвелина произнесла, понизив голос, видимо, возле нее находилась или сама Людмила, или кто-то из ее близких.
— Так вот, Лара, она, естественно, позвонила мне, а я рассказала ей про тебя — ты уж извини меня, Лара, я же в целях рекламы! И вот Люда очень просит, чтобы ты приехала.
— Эвелина, я прекрасно понимаю и тебя, и Людмилу… — протянула Лариса. — Но и вы меня поймите, сегодня праздник все-таки. Я же говорила, мы с Евгением собираемся отметить его в «Чайке», при свечах… Я сто лет не отмечала этот день с мужем в такой обстановке!
— Ларочка, но это же вечером, ве-че-ром! — тараторила Горская. — До вечера ты сто раз можешь приехать и переговорить с Людмилой. А я как раз в это время буду колдовать над твоими волосами, ты будешь только сидеть и слушать, а я все сделаю! Вот как все славно получится.
— Ну, хорошо, — ответила Лариса. — Только уеду я от тебя самое позднее в три часа. У меня еще другие дела есть. Эта Людмила, она уже у тебя?
— Да-да, у меня. Сидит, тебя ждет. Ларочка, постарайся побыстрее, ладно?
— Выезжаю! — коротко бросила Лариса и положила трубку.
У Горской она была через пятнадцать минут. Эвелина встретила ее с озабоченным выражением лица, однако тут же поблагодарила:
— Спасибо, Лара, что приехала, проходи скорее.
Лариса сняла плащ и прошла в комнату. Там на диване сидела женщина лет сорока с небольшим, с неприбранными светлыми волосами, выбивающимися из-под черной шляпки. Широкие поля ее, видимо, были предназначены в данной ситуации для того, чтобы бросить тень на лицо и скрыть таким образом заплаканные серые глаза. Женщина прижимала к ним платочек и печально покачивала головой. При виде Ларисы она поднялась, и Котова отметила, что женщина довольно высока и стройна, а черное платье еще больше это подчеркивает. Макияж на ее лице был незаметен, только коричневато-розовая помада на губах.
— Людочка, вот Ларочка любезно согласилась приехать, выслушать тебя, — указала на Ларису Горская.
— Здравствуйте, — немного растерянным голосом проговорила женщина, подходя ближе к Ларисе. — Меня зовут Людмила Николаевна, и у меня горе… Такое горе! — Она вдруг расплакалась, уронив голову на плечо Эвелины. Та бурно принялась ее успокаивать, а Лариса присела на диван, ожидая, когда рыдания женщины утихнут. Пока она ничем не могла ей помочь.
— Извините, — наконец повернулась к ней Голованова, промокая глаза платком.
— Ничего-ничего, — сделала успокаивающий жест Лариса. — Вы уже можете говорить?
— Да, я сейчас все объясню, — заторопилась Людмила Николаевна. — Еще раз извините… Мой муж, его звали Николай, был убит…
