Ладно, как-нибудь приспособимся…
Тихонько скрипнула притворенная дверь. Всеволод обернулся. Кто там еще?
Ишь ты! Легка на помине!
В комнату заглядывала Эржебетт. Сзади стояли Сагаадай и Золтан.
– Вот, русич, принимай, – недовольно буркнул шекелис. – А то не в себе совсем девчонка. То прячется, то мычит и мечется. И тебя вроде как ищет. Ну, мы ее к тебе и привели.
– И впрямь, видать, тебя искала, – подтвердил степняк. – Глянь-ка нашла – и успокоилась сразу.
Эржебетт тихонько вошла в комнату. Встала у стены неприметной мышкой – поближе к Всеволоду. И уходить отсюда уже явно не собиралась.
В самом деле – нашла…
– Ну, привели – и привели, – пробурчал Всеволод, чувствуя, как наливается краской. – Молодцы. Спасибо. А теперь оставьте девчонку в покое.
«Нас с ней оставьте».
Дверь вновь закрылась. Всеволод вздохнул.
– Ну, и что мне теперь с тобой делать?
Эржебетт улыбнулась ему особой, неподражаемой заискивающе-обезоруживающей улыбкой. Кивнула – то ли своим, то ли его невысказанным мыслям. А может, и его, и своим разом.
И-эх! Всеволод махнул рукой:
– Давай обустраиваться, что ли…
К неподъемному сундуку у стены он придвинул тяжелую лавку – та оказалось почти вровень. Брошенные сверху тюфяк и шкуры вовсе сгладили неровности. Для него самого такое ложе маловато будет, да и не выдержит оно его – разъедется, развалиться. Но для Эржебетт… Всеволод измерил взглядом худенькую невысокую фигурку. Сгодиться. Если калачиком – и на одном сундуке отроковица поместится. А с лавкой так и вовсе раздолье будет.
Неплохо, конечно, было бы все это перетащить к его дощатым полатям, чтоб вдвоем, вместе чтоб. Но дубовый, обитый железом сундук слишком тяжел. И вставлен к тому же в специальную нишу в полу и стене. Не выковырнуть, не дотянуть. Втроем – с Сагаадаем и Золтаном можно было бы попытаться. Но просить соратников обустраивать их совместное с девчонкой-найденышем ложе все же не годилось. Да и тевтоны, если узнают, не поймут, отчего воевода с оруженосцем своим вместе спят. Эржебетт ведь пока здесь за оруженосца. А когда еще выпадет удобный случай поговорить с местным старцем-воеводой о юнице – Бог весть.
Поразмыслив немного, Всеволод решил подтащить к ложу Эржебетт и стол. Ему, как ни крути, надлежало стоять подле лавки. Чтоб было куда присесть, ежели что. Потрапезничать, там, на скорую руку, дабы лишний раз не выводить Эржебетт к общему застолью, на показ орденским братьям. Оружие почистить, доспех поправить, одежду починить… Да мало ли дел можно переделать, сидючи по-человечески – на лавке да за столом. А поскольку единственная лавка нынче подле сундука пристроена… В общем, пришлось еще повозиться: тяжеленный, зараза, оказался дубовый столище, а из девчонки – какая помощница? Конечно, в одиночку тягал. Стол встал малость кривовато, но все же кое-как, со скрипом, уместился в простенок за ложем, сооруженным для Эржебетт. Одним краем уперся в сундук – тот аж затрещал, родимый, другим – оцарапал неровную кладку стены.
Ну вот, теперь, можно сказать, и обустроились.
– Значит, так… – Всеволод повернулся к девушке. Приказал по-немецки – авось, поймет язык саксов: – Сиди здесь.
А чтоб лучше поняла – хлопнул ладонью по ложу-сундуку. Не удовлетворился. Подвел, усадил.
– Без особой нужды и без моего слова из комнаты не выходи…
Указал на дверь, покачал головой: нет, мол, нельзя.
– … и – никому не открывай.
Задвинул засов.
– Открывать будешь только мне.
Ткнул себя в грудь.
– Узнаешь меня просто. Я постучу… вот, запоминай…
Стукнул по доскам стола – быстро, три раза. И – снова – себя в грудь. И опять – в доску – скоро, трижды.
– Сначала постучу, потом – позову.
Указал на свой рот, на ее уши.
– Услышишь стук и мой голос – тогда откроешь.
Дернул засов, отворил дверь.
– Ясно тебе?
Испуганное хлопанье ресниц.
– А-а-а…
– Ясно, спрашиваю?
Торопливый кивок.
Может, и ясно, может – нет.
– Ладно, – Всеволод хлопнул по сундуку. – Пока просто сиди здесь и все. Я скоро. Осмотрюсь и вернусь.
Он вышел из комнаты, притворил дверь. Не успел отойти и на пару шагов, как за спиной скрежетнул запирающийся засов. Ага! Кажись, поняла-таки его Эржебетт…
Глава 8
По распоряжению Томаса на замковой кухне уже что-то стряпали. Много, в потребных случаю количествах. И гостей следовало попотчевать с дороги, и к возвращению здешнего старца-воеводы, коего тевтоны именовали мастером Бернгардом, подготовиться. А покуда было время, Всеволод, Сагаадай и Золтан пожелали осмотреть тевтонскую цитадель.
– Крепость большая, – предупредил Томас. – До трапезы всю не обойти.
– Посмотрим, что успеем, – пожал плечами Всеволод. – Веди, брат Томас, показывай.
Тевтонский кастелян просьбу гостей выполнил. Провел. Показал.
Первым делом поднялись на самую верхнюю точку замка – на смотровую площадку донжона. Поддувало здесь изрядно. Шумно билось на ветру огромное белое полотнище с черным крестом. Ветер яростно трепал одежды, норовил содрать шлемы и шапки.
Угрюмый страж – закутанный в черный плащ кнехт, по всей видимости, сменивший на этом посту нерадивого дозорного с рваной щекой, молча поклонился кастеляну и его спутникам. На плече стража висел огромный сигнальный рог. Судя по размерам рога, издаваемый им звук достигнет ушей всякого, находящегося в замке и в окрестностях замковой горы. И в ближайших окрестностях, и в дальних – тоже.
Томас перехватил взгляд Всеволода, пояснил:
– В этот рог трубят лишь тогда, когда Серебряным Вратам угрожают темные твари. Если услышите его зов – знайте: скоро на стены полезут нахтцереры.
Кастелян подошел к каменным зубцам на краю площадки. Продолжил:
– Нечисти у нас в округе нынче развелось превеликое множество, и по ночам нахтцереры подступают к замку со всех сторон. Но основная их масса неизменно приходит во-о-он оттуда…
Здоровая рука Томаса указывала на безжизненное плато в конце извилистого ущелья-горловины.
С высоты донжона, поднимавшегося над замковой горой, далекое озеро – правильный, слишком правильный овал, холодно поблескивающий отраженными солнечными лучами – видно было целиком, как на ладони.
– Мертвое озеро, – с ненавистью процедил Томас. – А под ним – Проклятый проход.
– За озером наблюдают даже днем? – спросил Всеволод.
