Судя по всему, до трудоемкого вытесывания надлежащих каменных надгробий у защитников замка руки уже не доходили. Впрочем, нехитрую функцию укрывать мертвых от еще живых дерево выполняло не хуже камня. Все крышки были крепко сбиты, тщательно подогнаны и плотно уложены в пазы саркофагов. Добротные доски не гнили в сухом воздухе склепа, да и вообще… Запаха тления в сей скорбной юдоли не ощущалось вовсе. Орденские бальзамировщики свое дело знали.
Как-то неправильно все это было. Не понимал этого Всеволод, не мог понять. Мертвецов надлежит предавать земле, ХО-РО-НИТЬ надлежит мертвецов, а не хранить, как солонину, в каменных ящиках с деревянными крышками.
Толстые доски, закрывавшие покойников в массивных тесанных из камня гробах, украшали кресты и скупые надписи. Стершиеся латинянские буквицы, разбирать которые Всеволод даже не пытался. Что там? Имена павших? Эпитафии? Строки псалмов и молитв?
Какая разница…
Всеволод шел дальше.
Саркофаги. Крышки. И под каждым деревянным надгробием – сраженный нечистью человек.
Или не только человек. Под крышкой ведь могла прятаться и…
Эржебетт…
Тварь, которую они искали.
Нужно смотреть в оба. А как? Как смотреть-то? Вскрывать каждую гробницу на своем пути?
Интересно, сколько их здесь? Он считал. Пока не сбился. Где-то на четвертом десятке.
Много. Слишком. Но…
Ага, не все, оказывается, закрыты. Вот, к примеру, – пустующий саркофаг. Вот еще один… И вот – без крышки. И там, вон, тоже – каменный гроб дожидается своего мертвеца.
Правда, незанятые и незапертые деревом саркофаги встречались редко. Маловато, правда, было таких. Места для новых покойников в склепе почти не оставалось. Но от того, что в ровных рядах нет-нет, да и зиял зловещий провал, от того, что крытые гробницы порой все же чередовались с открытыми… От всего этого становилось особенно жутко. «Будто специально для нас оставлены», – неотвязно крутилась в голове неприятная мыслишка. И – мурашки по спине.
Всеволод внимательно осматривал каждую темнеющую нишу И двигался дальше…
Нет, ничего живого в этой зале смерти они пока не обнаружили.
Дальше…
Тихо и молча. Потому что говорить в полный голос здесь не хотелось. Нельзя было здесь – в полный голос. Да и вообще говорить…
Еще дальше…
И уж, тем более, нельзя здесь кричать.
Нельзя – и все!
И все же…
– Эр-же-бетт! – крикнул Всеволод.
От его нежданно грянувшего голоса идущие сзади вздрогнули. Сам Всеволод не видел этого, потому что не смотрел в тот момент назад. Но – почувствовал. Явственно, спиной почувствовал.
Склеп немедленно вернул, швырнул обратно дерзко брошенное в могильную тишину слово, многократно усилив его эхом.
– Бет-бет-бет… – прокатилось под сводами, отразилось от стен.
Что-то тихонько зашептал на латыни побледневший Томас. Здоровая рука тевтона судорожно творила крестное знамение.
– Бет-бет-бет… – затихали отзвуки эха.
И…
– Э! Э! Э! – отчетливо донеслось вдруг из темноты. Спереди. С противоположного конца склепа, до которого они еще не дошли. – Э-э-э!
А вот это – уже не эхо! И это – не обман напряженного до предела слуха.
Тварь там! Тварь ждет! Тварь выбрала место, чтобы встретиться с ними… Тварь зовет, подзывает… Что ж… Всеволод направился на зов. Быстро, почти бегом. Но – осторожно. С мечами, выставленными перед собой.
Шел не очень долго. Шел, пока не уперся в…
Дверь?
Неужто еще одна дверь?
Да, длинный, уставленный каменными саркофагами замковый склеп заканчивался проходом…
Куда?
Эта дверь тоже заперта. И тоже – снаружи. Но ведь крик-то раздавался из-за нее. Обилие загадок начинало утомлять сверх всякой меры.
«Может, заманивают? – промелькнуло в голове. – Ловушка, может? Но в чем она заключается?»
Всеволод тщательнейшим образом изучил дверь. Ага… Эта дверца – попроще, без железной обивки. И засов тут – поплоше. Крепкий деревянный брусок в широких пазах. Дубовый кажется. И все же дерево, не металл. Правда, на засов намотана железная цепь из толстых паяных звеньев. На цепи, разумеется, – замок. Но опять-таки поменьше того, который раскурочил сарацинский громовой порошок.
– Брат Томас, – позвал Всеволод. – Эта дверь…
– Она не открывается, – поспешно откликнулся однорукий кастелян. – Никогда.
Не открывается? Однако дверные петли, засов, цепь и замок смазаны и поблескивают жиром.
– Знаешь, брат Томас, а мне сдается, дверью все же кто-то пользуется.
– Это не так. Ее просто поддерживают в надлежащем состоянии.
– Что там? Потаенный ход?
Томас пожал плечами. Звякнул пустой кольчужный рукав под левой культей:
– Никакого хода за дверью нет.
– Тогда что?
– Тупик.
– И его закрывают на замок? – недоверчиво спросил Всеволод.
– Ну… вообще-то, в том тупике есть еще один…
– Что?
– Саркофаг.
– И кто же в нем погребен?
– Никто. Пока – никто. Мастер Бернгард завещал похоронить в нем себя, если… когда…
Томас запнулся. Перекрестился.
– Но будем уповать на милость Божию. Ибо если погибнет мастер Бернгард, падет и весь замок.
Вот как? Отгороженный от общих погребений одиночный склеп. Место будущего упокоения предусмотрительного тевтонского магистра, который при жизни подготовил себе достойное посмертное убежище. Но почему же оттуда…
– Э-э-э! О-о-о!
… кричит кто-то, чей голос очень смахивает на голос Эржебетт?
– Я полагаю, у тебя и от этой двери нет ключа, – задумчиво произнес Всеволод, – не так ли, брат Томас?
– Я же сказал – это склеп мастера Бернгарда, – ответил кастелян. – Никто, кроме него самого, не имеет права сюда входить.
– Никто? – криво усмехнулся Всеволод. – Совсем-совсем никто?
– Э-э-э! – вновь отчетливо донесся из-за двери звонкий девичий голос.
Девичий…
Но вот из чьих уст он исходит на самом деле?
– Никто не должен там находиться, – все сильнее и сильнее бледнея, бормотал Томас. – Мастер Бернгард запретил…
– Но кто-то же там находится!
Значит, и им тоже придется войти внутрь. Что бы там ни было, но этот загадочный склеп в склепе нужно вскрывать. Благо, преграда не столь уж и несокрушимая. Здесь можно обойтись и без сарацинского порошка.
