– Не думаю, что мне хотелось бы познакомиться с твоей матерью. Вероятно, я наговорил бы ей таких вещей, о которых после стал бы жалеть.
Мэгги пожала плечами и выдернула руку. Наклонившись вперед, стала собирать брошенные карты.
– Она поступила так, как считала лучше для меня. И, надо сказать, ее уроки нс прошли даром. Я действительно стала вести себя намного осторожнее.
– Нет оправдания такому жестокому обращению с ребенком.
– Так уж сложилась моя жизнь. – Мэгги зевнула, взглянула на часы. – Не знала, что так поздно. Просто валюсь с ног, спать хочется.
Было всего половина десятого, но Мэгги обычно ложилась в десять, если не раньше. Ничего удивительного, если учитывать, что на зарядку она поднималась с зарей. Ничего удивительного, что она ест как птичка и так много работает. Униженная мальчишками и матерью, она старалась, как могла, поднять свою самооценку. А ведь очень возможно, что он еще не все слышал. И слышать не хочет.
– Завтра у нас будет долгий день, так что пошли отсыпаться. – Мэгги поднялась. Пит ухватил ее за руку.
– Знаю, ты мне не поверишь, но для меня это ничего не значит.
– Что это?
– Твой вес. Важно то, что внутри. А душа у тебя замечательная.
Она опустила глаза на их переплетенные руки и будто еще погрустнела.
– Спорим, ты твердил себе то же самое, до изнеможения работая на тренажерах. – И вышла из комнаты.
У него не было причины считать, что он чем-то обидел Мэгги, но ощущение вины перед ней почему-то не проходило.
Глава восьмая
Пит поднял руку к кнопке вызова лифта и вдруг услышал громкие хлопки со стороны операционной.
Опять, подумал он. На этот раз он должен успеть!
Мимо бежали люди с перекошенными от ужаса лицами.
Рашель! Надо добраться до Рашель. Еще выстрелы, крики. Он пытался бежать быстрее, но ноги не слушались. Если б только добраться туда поскорее, о!1 смог бы спасти ее.
Обогнув угол, он увидел лежащую на полу Рашель.
– Нет!
Не обращая внимания на стрельбу, он рванулся к ней. Единственное, о чем он волновался, – не опоздать! И лихорадочно вспоминал ее группу крови.
Опять хлопок. Другой. Боль обожгла его грудь. Вот еще, теперь колено. Нога подогнулась, и он, как тряпичная кукла, рухнул вниз, прижался щекой к цементному полу. Рашель лежала совсем рядом. Если б только добраться до нее...
Он приподнялся на локтях, пытаясь подползти к ней, и увидел, что его левая рука в крови. Боль разливалась по всему телу, голова кружилась. Попытался вздохнуть и понял, что, должно быть, повреждено легкое. Ему придется умереть прямо тут на полу, рядом с Рашель.
Чувствуя, что вот-вот лишится сознания, оп заставил себя шире раскрыть глаза. Завтра ему надо ехать с невестой во Флориду. Он собирается жениться, завести семью, у него большие планы, черт побери! Нельзя ему умереть, вот так, без борьбы. Сконцентрировавшись на поставленной задаче, он вытянул руку и дотянулся до края халата Рашель. Цепляясь за ткань, подполз поближе, попытался прощупать пульс. Не прощупывается. Надо подползти поближе, чтобы остановить кровотечение, однако руки не слушались. Через несколько секунд глаза его снова закрылись. Голова упала на пол.
И снова крики. Сквозь закрытые веки Пит ощутил мелькание света и движение вокруг.
– Умерла, – услышал он чьи-то слова.
– Нет, – простонал он. Он снова не справился. Опять подвел Рашель.
– Потерпи, Пит, – попросил кто-то. – Все будет хорошо! Потерпи!
Он не хочет жить. Лучше умереть и покончить разом со всем этим. Боль стала такой сильной, всепоглощающей. Но тут кто-то начал трясти его.
– Пит, проснись!
Пит открыл глаза и сел. Его обступила темнота. Сердце бешено колотилось о ребра, желчь поднялась к горлу, не позволяя сделать вдох. Первые мгновения он не понимал, где он, чьи руки касаются его, чей голос звучит в ушах, сон это или явь.
– Все-все! Успокойся! Это был только сон.
Наконец Пит понял, что это голос Мэгги и ее руки. Глаза его привыкли к темноте, он разглядел ее силуэт, склонившийся к нему. Ее руки обнимали его, нежный запах перебивал устойчивый металлический вкус крови, преследовавший его до того.
– Я снова не смог ее спасти. – Слезы застилали его глаза. – Я дал ей умереть.
– Тсс, – Мэгги мягко покачивала его. – Все хорошо! Все позади!
Но ничего еще не позади, если раз за разом он переживает все тот же сон. Он никогда его не оставит в покое.
– Мне не удалось добраться до нее. Пришлось лежать и смотреть, как она умирает.
Мэгги легла на кровать, увлекая его за собой.
– Ложись! Попытайся заснуть!
Измученный Пит пристроился рядом с ней, положив голову ей на колени, дрожа от сквозняка, охлаждавшего его вспотевшую кожу. Мэгги потянулась, вытащила одеяло, замотавшееся вокруг ног Пита, и прикрыла его. Ему было слишком холодно, слишком плохо. Его уже не волновало, что она видит его обнаженным.
Единственное, что имело значение, – он не один.
– Успокойся! – Мэгги бережно отвела волосы с его лба. – Спи!
Веки его сделались тяжелыми, и он разрешил глазам закрыться. Обнял ее плотнее за талию, прижимаясь ближе, вбирая ее тепло.
Под успокаивающее воркованье Мэгги, ее мягкий убаюкивающий голос он провалился в глубокий сон без сновидений.
Пит открыл глаза, но, поискав Мэгги, обнаружил, что вместо нее обнимает подушку. Он бы решил, что она ему приснилась, если бы не ее запах, сохранившийся на наволочке, не отпечаток ее тела на простыне. Воздух после вчерашнего дождя пропитался влагой, простыня липла к телу. Впереди еще один изнурительно жаркий день.
Взглянув на часы, Пит понял, что уже около восьми – Мэгги, вероятно, отправилась на свою утреннюю пробежку. У него есть пара минут, чтобы собраться перед тем, как взглянуть ей в глаза. Трудно представить, что она думает о кем после прошедшей ночи.
Он надеялся, что сумеет избавиться от этого страшного сна. И напрасно.
Послышался скрип входной двери, по деревянному полу простучали шаги. Открылся холодильник. А потом раздался какой-то грохот.
Неужели она убирает за собой? Что-то новенькое! Чистоплотность нельзя причислить к ее достоинствам. Каждое утро ему приходилось прибираться за ней на кухне, а мокрое полотенце постоянно валялось где попало. Не говоря уж о шмотках, разбросанных повсюду, и туфлях, о которые он постоянно спотыкался. Он вечно складывал ее вещи в корзину и убирал туфли. А после готовки она никогда не мыла кастрюли и миски. И поскольку грязная посуда действовала ему на нервы, то их тоже приходилось мыть ему.
