Неорганизованные попытки сопротивления подавлялись в зародыше. Участники стихийных акций априори объявлялись наипервейшими кандидатами в тресы. А тресы все росли и росли в цене.
Охота за людьми становилась массовой. Общество раскололось на две части: граждан, сумевших влиться в систему, и неграждан — объявленных вне закона диких, каковых было большинство и каких новое пирамидальное устройство государства могло принять только в основание пирамиды.
Такая политика выхода из кризиса оправдала себя на все сто. Государству больше не нужно было кормить лишние рты — эту заботу брали на себя приобретатели и пользователи тресов. Не нужно было подавлять волнения рабов: тот же тресовладелец следил за своей двуногой собственностью лучше, чем это могли сделать все силовые структуры, вместе взятые. А проблему уличных беспорядков, устраиваемых свободными гражданами, охотно решали хэдхантерские отряды. Участников акций протеста можно было сразу, тепленькими, продать в тресы и неплохо на этом заработать. Так что протесты вскоре прекратились.
О затратах на пенсионное обеспечение, медицину и прочую социалку тоже можно было забыть. Эти вопросы также находились в ведении тресовладельцев. Разумеется, тратиться на содержание престарелых рабов и калек никому не хотелось. От них предпочитали избавляться. Способы были…
Но самое главное — тресы, подобно античным атлантам, поднимали на своих плечах рухнувшую экономику. В стране появился хлеб и появились зрелища. Оживилась биржа. Проснулись рынки. Заново расцвел гламур. Безумство потребления вновь нарастало, как снежный ком, только в еще больших масштабах, чем прежде.
Головокружительный рывок из упадка к роскоши многим посносил башни напрочь. Когда трес-проституция стала легальной, резко вырос спрос на секс-рабынь. В больших городах появлялись колизеи, оборудованные для гладиаторских боев. Эрос и Танатос рулили по полной. Угар нарастал.
Единственный недостаток нового порядка заключался в том, что для дальнейшего процветания требовалась постоянная подпитка трудовыми ресурсами. Махровое рабство вытягивало Эту Страну из пропасти, покуда были рабы. Но добывать рабов становилось все труднее.
Глава 5
Колонна встала неожиданно, без видимых на то причин. БТР, на котором сидел Борис, тоже резко затормозил. Упругие широкие колеса перестали крутиться. Что-то скрежетнуло. Массивная бронированная машина качнулась на рессорах.
Сидевшие снаружи новобранцы едва не посыпались с брони через надстроенный борт. Щерба выронил автомат. Бориса спасла хорошая реакция: одной рукой он успел вцепиться в стальную скобу-поручень, а другой — в соскользнувший с плеча автоматный ремень.
Коротко прозвучал сдавленный мат, потом — облегченный выдох. Усидели, не расшиблись — и то хорошо!
Из открытого верхнего люка вынырнула голова Уха.
— Всем на броню! — услышал Борис голос сержанта. — Машины не покидать.
Ухо ловко выбросил тело из открытого люка. Снизу кто-то подал сержанту автомат. Распахнулся второй люк. Вслед за сержантом из машины полезли хэды. Боковые люки не откидывались. На землю никто не спускался. Охотники располагались на броне. Люди настороженно поглядывали вокруг и поводили стволами.
Крышу и борта второго БТР тоже облепили пятнистые фигуры. Определенно что-то намечалось.
Взгляд Уха выцепил валявшийся в траве автомат.
— Кто оружие уронил? — нахмурился сержант.
— Ну я, — отозвался Щерба. — А какого хрена было так тормозить?!
— Поднял автомат! — процедил Ухо. — Штраф — один трес-балл.
— Ты че, сержант, — возмутился было Щерба, — совсем охре…
— Два трес-балла! — тут же оборвал его Ухо. — И поговори мне тут еще, салага! Сломаешь ствол — вообще не рассчитаешься, понял?
Щерба был из понятливых. Быстро все уяснив и утратив всякое желание пререкаться, он спрыгнул с брони, поднял автомат, снова вскарабкался на машину.
Чуть прикрыв глаза, сержант к чему-то внимательно прислушивался. Из-под шлемофона, неплотно примыкавшего к тому, что осталось от сержантского уха, доносился едва уловимый бубнеж. Видимо, работала закрытая командирская связь. По крайней мере, в своем шлемофоне Борис пока ничего не слышал.
Бубнеж прекратился. Ухо кивнул, словно показывая невидимому собеседнику, что все понял.
— Значит так, слухайте сюды, орлы, второй раз повторять не буду, — быстро и деловито заговорил сержант. — Разведка обнаружила диких.
— Дикие? — встрепенулся Гвоздь. — Здесь?
Это в самом деле было странно. Они не так далеко отъехали от приграничного хутора. Еще буферную зону не миновали. До диких земель было пока далековато, но…
— Прямо по курсу, — ответил сержант. — На нас прут.
— Сколько их, Ухо?! — Глаза у Гвоздя загорелись. Удивление сменилось охотничьим азартом. — И чего они делают в буферке? Хутора брать идут, что ли?
— Вряд ли, — сухо ответил Ухо. — Их слишком мало. Три-четыре семьи. Группа до пятнадцати голов.
Бориса немного покоробило. Вот, значит, как хэдхантеры считают свою добычу. По головам. Как скот. Как и положено охотникам за головами. Ладно, головы так головы — привыкнем.
— Ско-о-олько? — скривился Гвоздь. — До пятнадцати? Всего-то? Обычно к хуторам кланы меньше полусотни голов не суются.
А ведь верно! Борис молча прислушивался к каждому слову.
— Не суются, — согласился сержант. — А эти вот сунулись. Так что…
Он повернулся к новобранцам. Осклабился:
— Ну че, салаги, пора поохотиться, что ли?
— Сафари? — понимающе улыбнулся Гвоздь.
— Сафари, — кивнул Ухо. — Выдвигаемся по общему сигналу. Наша машина заходит с левого фланга. Едем на полной скорости, так что держитесь крепче. Кто упадет — подбирать не будем. Леталку использовать только в случае крайней необходимости. Нелеталку — экономить. Диких без нужды не калечить.
В сержантском шлемофоне что-то коротко вякнуло. Видимо, это и был сигнал к началу охоты. Ухо стукнул прикладом по броне. Крикнул заглядывающему снизу, из открытого люка, водителю:
— Трогай!
Бронетранспортер сорвался с места. Колонна взвыла, разворачиваясь из походного в охотничий порядок.
Борис почувствовал, как часто-часто бьется сердце. Это была его первая охота. Это была первая ступень в хэдхантерской карьере.
Четверть часа спустя они вылетели на небольшую холмистую равнину. Слева громоздились валуны. Правее протекала грязная речушка с заболоченными берегами. Между каменистыми россыпями и водой Борис увидел человеческие фигурки.
Дикие! Добыча! Тресы! Баллы!
Секунду или две оцепеневшие люди стояли неподвижно и смотрели на несущиеся к ним машины. Потом — бросились врассыпную.
