Борис поднялся. Медленно, с трудом. А раньше бы вскочил на раз-два.
— Куда собрался? — без особого интереса спросила Наташка.
— Пойду осмотрюсь. Может, найду что-нибудь пожевать.
Она скептически усмехнулась:
— Валяй. Только хэдам на глаза не попадись.
Борис поднялся по берегу. Каннибалы не случайно прятались именно здесь. Овражистые, побитые ручьями берега поросли густой зеленью. Вдоль речного русла протянулась узкая рощица с молодым подлеском. Тоже, в общем-то, неплохое укрытие. Правда, ничего съедобного там не произрастало.
Сразу за деревьями до самого горизонта раскинулось открытое пространство. Открытое — значит, опасное. И это были не хуторские поля, сады или огороды, на которых можно хоть чем-то набить брюхо. За рощей лежала холмистая степь, поросшая полынью и ковылем. По степи вилась старая грунтовка. Впрочем, не очень старая: судя по всему, дорогой все же пользовались. Но куда она ведет? И как долго придется по ней идти, чтобы хоть куда-то попасть? Увы, для сколь-либо длительного перехода у них сейчас все равно нет сил.
Обратно Борис вернулся в расстроенных чувствах.
— Ну и?.. — спросила Наташка.
— Ничего, — хмуро ответил Борис. — Вода есть, а вот еда…
Он вздохнул. Даже лягушек здесь не слышно.
— Хоть землю жри! — Борис тряхнул головой. Большим специалистом по выживанию в дикой природе он не был. А вот Наташка…
Борис покосился на девушку. Чернявая провела с дикими немало времени и должна же была хоть чему-то у них научиться?
— Понятно… — безнадежно протянула она.
М-да, судя по ее тону, науку выживания Наташка тоже освоила не так чтобы очень.
— Там есть дорога, — вновь заговорил Борис. — Наверное, ведет к какому-нибудь хутору. Только идти придется по открытому пространству.
— И далеко мы с тобой, конечно, не уковыляем.
— Но если все-таки доберемся до хутора… — начал он и не закончил.
— Если доберемся? — фыркнула Наташка. — До хутора? До хэдовской тресовозки — вот куда мы доберемся, если высунемся из «зеленки».
Борис нахмурился.
— Ну и что ты предлагаешь? Сидеть здесь и подыхать от голода?
— Сидеть — да. Подыхать — нет. — Она повернулась к нему. Их взгляды встретились. — Зачем подыхать, если пища перед нами.
— Что? — не понял Борис. — Какая пища?
Чернявая кивнула на трупы.
— Наташа. — Борис ошалело уставился на нее. — Ты это всерьез?
— Они, — еще один кивок на мертвецов, — ели людей и тем выживали. Теперь наша очередь.
— Постой-постой! — Борис поморщился от неожиданной и неприятной догадки. — Ты уже пробовала… Ты ела ЭТО?
Она неопределенно мотнула головой.
Вообще-то такой ответ можно было истолковать двояко. Вероятно, что школу выживания в диких землях Наташка все-таки прошла.
Еще с минуту они молчали.
— Ну так что? — снова заговорила Наташка. Голос ее был тихим и слабым. — Будем подыхать или будем жить?
«Ну так что? — отозвалось в голове Бориса. — Подыхать? Жить?»
Жить-то оно, конечно, лучше, чем подыхать. Но дичать настолько?!
Борис покосился на трупы.
Нет, пока он на такое не готов.
— У нас нет огня! — Борис выдвинул последний неоспоримый, с его точки зрения, аргумент.
— И хорошо, что нет, — почти без заминки ответила девушка. — Если бы был огонь, нас бы выдал дым.
Однако! Чернявая готова жрать сырую человечину? Как мало, оказывается, он знает еще о своей спутнице.
Борис смотрел на нее долго и пристально. Наташка глаз не отвела. В ее взгляде читалась жажда жизни. Жизни любой ценой. А может быть, только такие и выживают в диких землях? Потом Борис уловил в ее взгляде что-то похожее на сочувствие.
— В первый раз всегда трудно.
Интересно, что бы это значило? Что будет еще и второй раз. И — третий. И…
Борис почувствовал, как его начинает тошнить.
— Ты знаешь по себе? — спросил он.
— Что?
— Как трудно в первый раз.
Теперь она все-таки отвела глаза.
— Так говорят.
— Да? — недоверчиво хмыкнул Борис. — А что еще говорят?
— Когда станешь есть, просто не думай о том, что это человек.
Легко сказать. Он скривился.
— Спасибо за совет, конечно… З-з-заботливая ты моя.
Она нервно дернула щекой.
— Если хочешь — загибайся от голода…
— Чтобы ты и меня потом сожрала.
— Ты к тому времени станешь слишком тощим.
Если это была шутка, то очень нехорошая.
— А у меня будет достаточно сил, чтобы поискать другую еду.
А вот это верно.
Борис снова скосил глаза на дикарей. Может быть, девчонка права? Речь ведь идет о жизни и смерти. А мясо, в конце концов, есть мясо. Любое мясо.
Большие карие глаза внимательно наблюдали за ним. Надо же, как она его обработала! Как Ева Адама. Но Адаму хоть яблочко райское перепало от искусительницы. А ему… Брр. Сырая мертвечина!
— Да, и еще одно, — снова заговорила Наташка. — Никогда никому не рассказывай потом, что пробовал человечину.
Борис снова поднял на нее глаза. Она говорила так, будто он уже отведал человеческой плоти. Что ж, он уже был почти согласен на это. А от мысленного согласия недалеко и до поступков, после которых нет возврата.
— Не рассказывать, говоришь? — Он сказал это просто так, чтобы потянуть время.
— Каннибалов не любят. Дикие тебя могут растерзать. В смысле, те дикие, которые не трупожоры. Хотя…
Чернявая усмехнулась.
— Хотя, думаю, многие из них на самом деле знают вкус человеческого мяса.
Прозвучало это как намек: не теряйся, не смущайся, не тушуйся. Люди делают это.
Но вот остаются ли они после этого людьми?
Наташка замолчала, выжидающе глядя на него. Борис не произносил ни слова. Он смотрел не на спутницу — на трупы. Ему нужно было решить для себя: есть или не есть ЭТО?
Впрочем, можно было поставить вопрос и иначе: жить или не жить?
Тишину, повисшую меж ними, как прогнивший гамак, который вот-вот оборвется, нарушил далекий шум. Сторонний звук пробился сквозь журчание воды и жужжание мух, уже круживших над мертвыми дикарями.
Борис и Наташка переглянулись. Дискуссия о каннибализме как-то сразу, сама собой, отошла на задний план. Появилась более важная проблема.
