– А вы бы так смогли? – спросил Маминов, увидев, куда устремлен мой тревожный взгляд.
Я пожала плечами:
– Я занималась стендовой стрельбой и стрельбой по летящей мишени, но так… едва ли. Наверно, так может стрелять какой-нибудь олимпийский чемпион по стрельбе. Кто это у вас тут руку набивал?
Влез Леонид Ильич:
– А, это? Это… подшутил кто-нибудь! Перелез через стрелковую стойку и с пяти сантиметров прострелил все подряд… Шут-ни-ки!
– И кто же мог быть этим шутником? – спросил Маминов, кажется, не особенно веря Климову. Глаза его блестели настороженно и диковато. – Насколько я знаю, все разбрелись по дому только сейчас, так? А до того сидели в банкетном зале. Значит, это кто-то из тех, кто был до приезда основной группы гостей: вы, Леонид Ильич, мой родитель Пал Борисыч, отец Валентин…
– …Анна Иванна, Елен-на Леонин-на!.. – продолжил список Маминова хозяин дома и, взяв в руки многозарядное пневматическое ружье, сделал несколько выстрелов по мишеням. Четыре пули благополучно попали в стену, сочтя за лучшее не портить фанерных зверьков, на пятой ружье заклинило.
– Леонид Ильич исключается, – прошептала я и почему-то вспомнила, как стреляла по фотографии Маминова его супруга, сегодняшняя именинница, упомянутая выше «Елен-на Леонин-на»…
Потом пришел отец Маминова, уже изрядно подгулявший симпатичнейший Пал Борисыч, и велел всем, кто не идет на охоту, собираться на рыбалку.
– Сам Иисус дружен был с рыбарями! – торжественно провозгласил болтающийся тут же с бутылкой водки отец Валентин. – Как говорил один мой знакомый, Афоня Фокин… – И пьяный иерей пробормотал что-то, осоловевшими глазами глядя на Маминова-старшего. Потом запрокинул бутылку водки и молодецки хватил солидный глоток, довольно крякнул, утирая усы и бороду рукавом помятой адидасовской «олимпийки». Затем схватил пневматический пистолет и, явно дурачась, выстрелил.
Пуля, вероятно, по чистой случайности попала в зайчика и продырявила его. Поп обернулся и, посмотрев на меня и умильно облизнув горлышко бутылки, преглупо ухмыльнулся.
Но я, словно не слыша, как рядом прыснула при виде преподобного отца Елена, будто окаменела от изумления и смутной, подсознательной тревоги. Наверно, так зверь чует близость охотника, как я почувствовала таящийся в этих глазах острый и трезвый разум. Потому что с красивого, помятого пьяного лица отца Валентина на меня смотрели совершенно трезвые глаза. Трезвые. Они были холодные и пустые, беспощадная отрешенность и какая-то фанатичная решимость почудились мне в этом неожиданном взгляде.
Наверно, он понял, что я заметила, как он играет. И явно переигрывает свою роль простодушного русского священника, в лучших традициях своей богобоязненной паствы напившегося до поросячьего визга. Он отвернулся. Взгляд не сыграешь. Сознание может контролировать мимику, жестикуляцию, речь – но взгляд контролируется подсознанием, и знаток человеческой природы найдет истину вещей и событий в душе человека в его глазах, как бы ни старался тот ее скрыть. Так учил меня мой отец и учитель – Акира.
– Ай да святой отец! – воскликнула Лена и выстрелом разнесла другую мишень. О, эта меткость госпожи Маминовой-Климовой!
– Воистину так, дочь моя!.. – ни к селу ни к городу изрек отец Валентин и попытался было выскользнуть, но случайно – случайно! – наткнулся на меня. Плеснула в бутылке водка, и мой рукав тотчас залила струя бесцветной жидкости. Отец Валентин свирепо посмотрел на меня, вращая глазами.
– Воистину так, святой отец! – звонко выговорила я, насмешливо улыбаясь. Он пробурчал что-то невнятно и направился к выходу. А я понюхала свой рукав, потом осторожно лизнула. Так и есть. Моя тщательно подстроенная неловкость ответила на один вопрос и подняла десяток новых. Потому что отец Валентин старательно играл пьяного, но вовсе не был им. Может, он и выпил чуть-чуть для запаха. Да, так оно, несомненно, и было, но выпил он совсем немного. Потому что в бутылке с предполагаемой водкой была вода.
Я проследила взглядом, как чуть покачивающаяся фигура духовного лица вышла из тира, неловко задев при этом за косяк. Я подошла к боссу и, почти коснувшись губами его уха, сказала:
– Босс, обратите внимание на отца Валентина.
– А что, я так плохо выгляжу, что впору отпевать? – отозвался тот, но короткого взблеска его глаз мне хватило, чтобы понять, что Родион Потапович крепко намотал на ус сказанное…
* * *
После тира мы пошли на пляж, где в связи с хорошей погодой было полно народу. Тут мы нашли два гидроцикла, заблаговременно приготовленных охраной Леонида Ильича Климова.
На один из них сел Маминов вместе с женой, на другой по безапелляционному распоряжению молодого банкира определили меня. Ко мне пристроился Пал Борисыч, да не один, а в теплой компании с джином «Бифитером», и изъявил желание сопровождать меня в этой поездке. Мы сорвались с места и понеслись по реке.
– А-ай, Лешка-а! – забыв свою британскую пустопорожнюю чопорность, визжала Елена, закрывая глаза от резкого теплого ветра в лицо. – Поме-е-едленней можно, Лешка-а?..
Банкир Маминов под пристальными взглядами телохранителей на катере все так и понял и довел скорость едва ли не до ста километров в час. В отличие от Елены Леонидовны я не визжала, зато Пал Борисыч прямо-таки захлебывался от восторга. И от «Бифитера», само собой. Периодически он будто бы ненароком цеплял меня своей верхней конечностью, отчего мой купальник постепенно сползал вниз. Нельзя сказать, что меня это возмущало, но я все же напомнила старшему Маминову о рецидиве «потерянного ботинка» и о правилах хорошего тона, а также намекнула, что, если он не прекратит подобные игры, ему придется плыть до берега самому, без гидроцикла. А потом идти пешком до дачи – километра два.
В то же самое время я не спускала глаз с Маминова, который умудрился не снять бронежилета и напялил на него ярко-оранжевую футболку.
Мы сделали круг и направились обратно.
– А вот и рыбаки поехали! – весело прокричал Пал Борисыч, указывая рукой на белый «Амур», отплывавший от берега и направлявшийся к нам.
– Какая же сейчас рыба? – спросила я. – Четыре часа дня, солнце шпарит, как в тропиках. А они рыбу ловить…
Белый «Амур» вышел на середину реки и остановился. На носу его появилась чья-то сильно пошатывающаяся фигура, оживленно размахивающая руками. Я узнала Леонида Ильича. Кроме него, в катере было еще человека четыре, среди них я рассмотрела отца Валентина. Кажется, на том же катере был и Родион. После моего предупреждения он взял священника под особое наблюдение и теперь был при нем. Фигурка же Леонида Ильича помаячила на носу, потом в его руках появился какой-то предмет, который он с силой швырнул подальше в воду.
– Ай да идиоты… ба-алваны! – заорал прямо в мое ухо Маминов-старший. – Рыбу динамитными шашками глушат, кретины!
– Поехали посмотрим, что там у рыбачков! – предложила я, потом помахала рукой Алексею Павловичу, приглашая их с нами.
