«Один — ноль в твою пользу, Ольга», — самодовольно подумала я, а вслух спросила:
— Почему же не стали?
Гоголев развел руками:
— Я же говорю! За меня всегда все решали. Считали, что так будет лучше. А теперь я стал всеобщим посмешищем. То есть вслух этого не говорят, но я же знаю, о чем шепчутся у меня за спиной… И никаких серьезных дел мне не поручают, потому что знают — я их запорю. По настоянию родителей я закончил юридический, а дядя пристроил меня в прокуратуру. Теперь он кусает локти, я знаю, но сделанного не воротишь…
— Понимаю, о своей горькой судьбе можно говорить часами, — перебила его я. — Но мне бы хотелось чего-то более конкретного — у меня мало времени.
— Да, конечно, — виновато сказал Роман Дмитриевич. — Вам это неинтересно. Просто иногда так хочется излить душу человеку, который может тебя понять…
— Возможно, попозже я выслушаю вашу исповедь, — обнадежила его я. — Но давайте сейчас к делу! Зачем вы за мной следили?
— Понимаете, это дядька, — смущенно признался Гоголев. — Все равно, говорит, от тебя нет никакого толка, так хоть понаблюдай за этой ба… — он испуганно покосился на меня и поправился: — За женщиной, значит. Смысл тут такой: у нас знают — вы иногда проводите собственные расследования. Ну и вроде не всегда действуете по закону…
— Ах, вот оно что! — воскликнула я. — И вам поручено поймать меня с поличным — теперь понятно! Неплохо задумано, но исполнение ниже всякой критики. Например, зачем вы всюду таскали с собой фотоаппараты?
— Ну как же, — замялся он. — Чтобы заснять, куда вы ходите и с кем встречаетесь. Только с этим делом у меня тоже ничего не вышло. Первый раз я вообще забыл вставить в аппарат пленку, а второй раз поспешил и уронил камеру. А это была казенная. Она три тысячи стоит. Теперь, наверное, с меня высчитают…
— И поделом! — безжалостно сказала я. — Преступников нужно ловить, господин следователь! А то преступники у вас как по Лас-Пальмасу разгуливают…
— Да я бы с удовольствием, — тоскливо сказал Гоголев. — Только где мне! Я вон даже с вами не справился. Хотя я не больно-то и старался. То есть сначала я старался, а потом, когда вас как следует рассмотрел, мне уже противно стало, что я за вами слежу…
— Звучит довольно двусмысленно, — заметила я. — Но чего ждать от такого недотепы! А на каком инструменте вы играете?
Гоголев сразу оживился, и в его голубых глазах вспыхнул огонь.
— На гитаре, — застенчиво сказал он. — Как ни странно, не так уж плохо. Если хотите послушать, мы могли бы как-нибудь встретиться.
— Встретиться со шпионом? — насмешливо спросила я. — На тайной явке?
— Зря вы так, — упавшим голосом проговорил Роман Дмитриевич. — Я ведь от чистого сердца. А шпионить за вами я больше не буду — пусть меня выгоняют к черту! Надоело!
— Правильно, займетесь музыкой, — сказала я.
Гоголев обреченно махнул рукой.
— Да нет, ничего из меня уже не получится, — убежденно заявил он. — Какая музыка! Сейчас не те времена. Профессионалов девать некуда, а уж любители и подавно никому не нужны!
— А вас трудно назвать оптимистом, — заметила я. — Может, в этом кроется причина всех ваших неудач? Вы совсем не уважаете себя!
— Я же говорю, меня таким сделали, — печально сказал Роман Дмитриевич. — А теперь попробуй — переделайся! Вот и сейчас — вам клянусь, что следить не буду, а у самого кошки на душе скребут. На самом деле боюсь ведь с работы вылететь. Куда я пойду?
— А на этом поприще вы рассчитываете преуспеть? — поинтересовалась я.
Гоголев тяжело вздохнул.
— Здесь я вроде привык, — не слишком уверенно сказал он.
— Ну так вас никто не гонит! — заметила я. — Оставайтесь на своем месте, если оно вас устраивает. Я даже разрешаю вам за мной следить, — великодушно добавила я. — Только не путайтесь под ногами и поменьше болтайте, иначе тогда уж мы разругаемся с вами вдрызг!
— Договорились! — повеселев, согласился Гоголев. — Я не буду вам мешать. И начальству про ваши планы докладывать не буду. Даю вам честное слово. Если хотите, я даже могу чем-нибудь вам помочь. У меня ведь как-никак имеется удостоверение! Вы сейчас чем-то занимаетесь, верно?
Я внимательно посмотрела на его мягкое лицо, вьющиеся светлые волосы и мечтательные глаза. Выглядел Роман Дмитриевич совсем не опасно, даже располагающе, но черт его знает…
— Занимаюсь, — хитро прищурившись, сказала я. — Ищу дорогу на Шангри-Ла. Не слышали о такой?
Гоголев старательно наморщил лоб.
— Шангри-Ла… Шангри-Ла… — пробормотал он. — Я определенно что-то такое слышал. Только никак не могу вспомнить…
— Как вспомните, сразу сообщайте! — улыбнулась я. — А мне пора. И прошу вас выполнять соглашение. Будьте рядом, но не суйте свой нос куда не просят. Иначе на мою благосклонность можете не рассчитывать. Я буду вашим врагом до самой смерти!
— Не надо врагом, — поспешно проговорил Роман Дмитриевич. — Я буду вашим преданным союзником, вот увидите!
Глава 11
Нотариус Белов оказался высоким сухощавым человеком с неприятным взглядом колючих, глубоко посаженных глаз. Одет он был крайне тщательно — в темно-коричневый костюм-тройку и безукоризненной свежести сорочку кремового цвета. Дорогой галстук так туго стягивал худую шею нотариуса, что даже у меня при взгляде на него возникало ощущение удушья.
Никакого разговора у нас не получилось. Выслушав мой рассказ о поисках дочери неких старых знакомых, Белов изобразил на лице неприступную мину и с ледяной вежливостью предложил продолжить поиски по другим каналам.
— Поймите меня правильно, — бесстрастно отчеканил он, глядя мне прямо в глаза. — Свою рабочую информацию я никому не предоставляю. Таков мой принцип. Не вижу причин, по которым я мог бы изменить этому правилу и на сей раз. Ведь вы не представитель следственных органов, не судебный исполнитель, вы частное лицо, не так ли? Следовательно, разговор закончен, извините!
Он был непреклонен. Не помогали никакие улыбки и жалостливые рассказы. Мне ничего не оставалось, как покинуть его контору.
Выйдя на улицу, я остановилась в раздумье. Настроение у меня было здорово испорчено. Мало того, что я ровным счетом ничего не узнала, я заставила нотариуса насторожиться. Если в деятельности «Тюльпана» было не все чисто и Белов имел к этому какое-то отношение, он наверняка постарается принять меры, чтобы информация не попала ко мне в руки. Кроме того, эта неудача означала, что теперь мне придется искать следы распавшейся фирмы в каких-то специальных архивах, доступ к которым потребует огромных усилий и времени.
Пока я размышляла, стоя у порога нотариальной конторы, снова обнаружил свое присутствие Роман Дмитриевич. Он покинул свою верную «Оку» и с некоторой осторожностью приблизился ко мне. Остановившись в двух шагах от крыльца, он с рассеянной улыбкой посмотрел на синее небо, на залитую солнцем улицу и сказал:
