Хрясь! Бурцев выломал прочный увесистый сук, оборвал ветви. Вы уж простите, господа пруссаки, но одним осквернением Священного леса больше, одним меньше — это уже не важно, а чужую жену вы все-таки вернете. И вернете в целости и сохранности. Иначе тевтоны покажутся вам невинными ангелочками. Палка хорошо лежала в руке. И по весу и по длине смахивала на милицейскую дубинку. Что ж, вспомним омоновскую молодость…
Еще один вскрик. Все, направление ясно. Понятно и кто кричит. Диким вепрем Бурцев ринулся вперед. Знать, судьба у него такая — всю оставшуюся жизнь гоняться за строптивой полячкой и вызволять ее из беды.
Глава 16
— … реть вам вовеки в геенне огне…
— … долов каменных на головы ваши твердоло…
— … жидает вас участь всех язычников греш…
Нет, Аделаиду не мучили, не убивали, не приносили в жертву. Пока не приносили. Связанная княжна разорялась, лежа посреди большой утоптанной поляны под не просто огромным, а чудовищно огромным — Бурцев и не подозревал, что такие вообще существуют в природе, — дубом.
Здоровенные неподъемные глыбы — вроде тех, из которых были высечены статуи Брутена и Видевута, — окружали поляну и валялись поодаль — в густом ельнике и меж голых лиственных деревьев. Черные верхушки камней оскаленными зубами торчали из прокушенных белых сугробов. Выглядело все так, будто некие великаны задумали возвести посреди леса гигантский мегалитический памятник, но, притомившись в самом начале работы, бросили грандиозную стройку. Осталась лишь кое-как обозначенная неровная окружность с проплешиной посредине и разметенным остывшим кострищем.
«Каменный Круг Смерти! — понял Бурцев — И погребальный костер кунинга Глянды! И вайделотский дуб — святая святых заповедного леса пруссов!»
И связанная Аделаида! С дурацкой цацкой из стрелянной гильзы в золоте.
В изголовье девушки восседал один-единственный страж — кривой на левый глаз вайделот. Жреца Бурцев узнал сразу: именно он заправлял общинными моленьями в храме-сарае. Поверх жреческого балахона на одноглазом сейчас был надет засаленный меховой тулупчик. Кривой посох валялся поблизости.
Калека-вайделот вел себя более чем странно: не глядя на пленницу, он то зажимал ей рот рукой, то давал Аделаиде возможность прокричаться секунду-другую. Потом снова флегматично опускал грязную ладонь на лицо княжны. И снова убирал. И опять повторял процедуру.
Что именно кричит полячка, кажется, совершенно не интересовало прусского друида. Видимо, для него сейчас был важен крик как таковой. Это настораживало. Как и то, что Аделаиду охранял лишь один человек. А где же остальные вайдело-ты? Где их пресловутый Кривайто?
Все это здорово смахивало на ловушку. Если жрецы Священного леса выследили и поймали девушку, они не могли не заметить и преследующего ее Бурцева. И разумно рассудили, что второй святотатец сам прибежит на крики пленницы. Значит, все-таки засада? Не может ведь одноглазого калеку оберегать только сказочный дуб-великан.
Хотя дубок-то не простой. Ствол у лесного великана — неохватный, а меж мощных корней зияют три глубокие ниши. В каждой — по раскрашенномy глиняному истукану почти в рост человека. В центре — краснорожий дядька с черной кудрявой бородой. Перед этим идолом тлеют угли небольшого костерка. Судя по обилию золы, давно уже тлеют. Что-то тут у пруссов вроде незатухающего вечного огня.
Справа от чернобородого стоит грубо слепленная статуя совсем еще молодого парня. На голове юнца — глиняный венок из колосьев, а подле ног — горшок, набитый соломой. На горшке — незамысловатый узорчик в виде змейки.
Из левой ниши грозно смотрит суровый старикан в рогатом шлеме — тоже из глины. Рядом с дедком аккуратно сложены человеческий, лошадиный и коровий черепа. Эти уже настоящие.
«Обитатели прусского пантеона, — догадался Бурцев. — Молниевержец Перкуно, бог молодости, урожая и источников Потримпо и повелитель мертвых Патолло. Ох, и попал же ты, Васька, в самое сердце Священного леса попал».
Он выставил перед собой дубинку, опасливо осмотрелся по сторонам. А вот глянуть вверх — за еловые лапы, под которыми сам же и прятался, — не удосужился. Напрасно…
Шаг, два — и жрецы посыпались с деревьев как горох. Захлопали в воздухе длинные широкие одежды. Что-то мелькнуло перед глазами. Послышался сухой стук дерева о дерево. Первый нападавший рухнул прямо на руки, выбил посохом палку чужеверца. Еще двое или трое спрыгнули справа, другая парочка — слева. А сколько противников очутилось сзади него, Бурцев даже не понял. Зато ощутил хрясткий удар по затылку. Хорошенький такой удар. Неточный, правда: тот, кто его нанес, видимо, сам не удержал равновесие после приземления. Да и толстая войлочная шапка-подшлемник уберегла голову. Но с ног Бурцева все-таки сшибло.
Он выкатился из укрытия к языческому капищу — прямо в Круг Смерти. Используя инерцию, кувыркнулся через плечо, подскочил на ноги, прыгнул вперед — под дуб.
Охранник Аделаиды уже стоял в боевой стойке, направив свой посох в голову противника. То ли ударить хотел, то ли зацепить изгибом кривой палки за шею. В любом случае выпад прусса не достиг цели.
Бывший омоновец уклонился от просвистевшей палки, левой рукой отбил жреческое оружие в сторону, правой нанес в открытую челюсть одноглазого добрую зуботычину. Вайделот перелетел через валявшуюся сзади пленницу. Грохнулся на спину. Подвывая и подволакивая за собой посох, пополз за дуб.
Рот Аделаиды больше не зажимала жреческая ладонь. И княжна вопила в голос. Обрадованно вопила, восторженно. Словно азартная фанатка на боях без правил.
— Вацлав! Давай, врежь этим язычникам! Бей идолопоклонников богопротивных! Разорви их всех!
Полячка кричала и подбадривала, будто и не было между ними недавней размолвки. А бой под дубом действительно разворачивался без всяких правил. Нешуточный бой! Десяток кряжистых бородатых пруссов с дубьем в руках уже обступали безоружного противника и связанную девчонку. Ничего ж себе раскладец…
Бурцев увернулся от одного посоха, отскочил от другого.
— Развяжи меня! — потребовала Аделаида.
Ага, как же! Пока он будет возиться с узлами, жрецы забьют, на фиг, обоих. Как мамонтов забьют. Пережигать путы угольками тоже времени нет. Нет и захудалого ножика под рукой. Да чего там — у него вообще сейчас ничего нет. Кроме набитых до мозолей кулаков и проворных ног.
В слабой надежде Бурцев глянул за дуб. Облом-с! Кривой на левый глаз охранник Аделаиды успел свалить вместе со своим посохом. И чем теперь прикажете обороняться? Голыми руками? Или хрупкими глиняными истуканами? Бурцев подхватил из-под ног прусского бога мертвых Патолло бычий череп. Держа за рог, угрожающе поднял над головой. Смешно, конечно, но хоть что-то…
От визга жрецов, возмущенных таким святотатством, заложило уши. Не стало слышно даже криков Аделаиды, которая все еще требовала, чтобы он, бросив все, освободил ее от веревок.
