Когда он вошел в кабинет, она как раз обрабатывала безответного Судакова.
— Ты, конечно, накладные по пластиковым трубам не подготовил?
— Подготовил, Марианна Валерьянна.
— Тогда, значит, счета для «Трех граций» не оформил?
— Оформил, Марианна Валерьянна.
— Значит, факс в «Мессалину» не отослал?
— Отослал, Марианна Валерьянна.
— А прайс из «Бахчисарайского фонтана» получил?
— Нет, не получил еще.
— Ну, я же знала! Знала, что у тебя ни черта не сделано! Тебе ничего нельзя поручить! Тебя везде надо подталкивать! В коммерческой структуре так не работают! Ты у меня в шесть секунд вылетишь на улицу.
С каждым ее словом Судаков все ниже и ниже пригибался к столу.
— Но, Марианна Валерьянна, — сделал он жалкую попытку вклиниться с оправданиями.
— Никаких «но»! — припечатала она его пудовым окриком, развернулась на месте и строевым шагом, от которого закачались люстры и задребезжала посуда на полке, направилась в свой кабинет.
— Марианна Валерьянна, — робко пискнула показавшаяся в дверях Людочка Петушкова, — к вам «крыша» пожаловала.
Марианна помрачнела, окинула Людочку суровым взором, распахнула дверь своей «парилки», как называли ее личный кабинет подчиненные, и, чуть ниже, чем обычно, бросила:
— Зови.
В «парилку» проследовала традиционная «тройка»: бригадир Денис, пошустрее, посообразительнее и поменьше ростом, чем его коллеги: Вася — здоровенный, широкоплечий, неповоротливый с виду, в недавнем прошлом — борец-тяжеловес, и Андрей — тощий, сутулый с землистым цветом лица и пустыми невыразительными глазами. Его рыбий взгляд почему-то наводил на всех ужас. От него веяло таким холодом, что Люда Петушкова вздрогнула и закрыла форточку.
— Ну его, — сказала она Судакову почти шепотом, — я что-то так этого худого боюсь!
— Да брось ты, — Судаков встал из-за стола и потянулся, хрустнув пальцами, — я нашу Мадам боюсь гораздо больше: я на Мадам поставлю десять к одному. Давай-ка, пока они там отношения выясняют, мы кофейку дернем. Вот и Витька с нами выпьет, а он небось и печенье принес.
Из «парилки» доносились приглушенные голоса. Голос Мадам был гораздо слышнее тенорка Дениса. От слова к слову Мадам набирала все большую мощь, и скоро стало отчетливо слышно все, что она говорит:
— Ты меня, мозгляк уголовный, на понт не бери! Я таких покупаю коробками! Если надо, я и до Кирпича дойду!
В ответ послышался примирительный пассаж Дениса, и разговор перешел в более мирное русло. Кофе выпили, и Людочка поскорее вымыла чашки, чтобы скрыть следы преступления.
Наконец, дверь открылась, и, поскольку отворилась она без грохота, стало ясно, что это не Мадам. «Тройка» покинула кабинет, Денис шел замыкающим. Задержавшись у Витиного стола, он восхищенно произнес:
— Ну, хозяйка ваша дает! Потрясающая баба! Настоящий авторитет!
Дальше день прошел, как обычно. На следующее утро Витя был у офиса фирмы без пяти десять. Людочка уже топталась перед дверью.
— Ой, Вить, хорошо, что ты уже здесь, почему-то еще заперто. Я без четверти прибежала, так с тех пор и стою. Николай-то сегодня к зубному отпросился, а почему Мадам нет — ума не приложу. Первый случай в истории.
Витя подергал дверь, она прочно заперта. Он постучал легонько, чтобы не привлекать внимания.
— Думаешь, дежурный заснул? — в сомнении проговорила Людочка. — Но где же все-таки Мадам?
— Черт знает что! — Витя начал волноваться. — Открывать пора, а мы тут отсвечиваем.
Он схватил Людочку за руку и потащил в подворотню к дверям черного хода. На первый взгляд железная дверь черного хода тоже казалась запертой. Но когда Витя, без надежды на успех, двинул ее плечом, дверь неожиданно распахнулась, она оказалась просто прикрытой. Они осторожно прошли в офис. В коридоре горел свет — вот бы Мадам скандал устроила, если бы первая пришла, и почему-то открыта дверь демонстрационного зала («шоу-рум», как выражалась Мадам). Людочка потянулась, чтобы закрыть дверь, но на лице ее появилось испуганное выражение.
— Вить, а ведь мы вчера свет гасили и дверь закрывали. Что-то случилось, Витя!
— Кто сегодня дежурил-то? Борис или Эдуард Иваныч? Эй, есть тут кто? — воззвал Витя.
Голос эхом прокатился по пустому помещению.
— Ой, не надо кричать! — взвизгнула Людочка. — Страшно очень.
Она взяла Витю за руку, и они, почему-то крадучись, вошли в зал. Посредине зала, на подиуме, выложенном роскошной испанской плиткой, стояли четыре финские гидромассажные ванны. Сегодня должна состояться их рекламная демонстрация. Приглашены четыре манекенщицы из модельного агентства, они должны плескаться в этих ваннах, изображая восторг и высшую степень наслаждения жизнью, — но это только в двенадцать, а сейчас около десяти. Тем не менее в одной из ванн кто-то уже лежит. Витя включил верхний свет, и, по-прежнему держась за руки, они с Людочкой приблизились к подиуму.
На подиуме, в великолепной финской ванне Maxi — Ultra, с двойным гидромассажем, электроподогревом и подсветкой, ориентировочная стоимость три тысячи пятьсот условных единиц (или, по-простому, долларов), лежала Марианна Валериановна Ратищева, известная всему деловому Петербургу как Мадам Джакузи.
Она была облачена в свой излюбленный васильковый костюм (пуленепробиваемый, как считали сотрудники). Остекленевшие глаза ее были устремлены в потолок, будто она выискивала там очередной непорядок. В груди у нее торчал нож, к ножу приколот клочок бумаги, а пониже ножа, на животе, лежала темно-красная роза, и капельки воды, непременное условие качественного гидромассажа, блестели на ней, как бриллианты.
— Витя, Витенька, что это с ней? — пискнула Людочка, прячась за Витину спину. — Что она еще задумала?
— Кажется, она больше ничего уже не задумает, — медленно проговорил Витя. — Вроде бы она… того.
Он заставил себя сделать шаг и наклонился над Мадам. Клочок бумаги оказался запиской, где жирным черным фломастером было нацарапано: «С днем рождения!»
Витя вздрогнул, а Людочка перекрестилась.
— Витя, я боюсь! Она это нарочно! Она сейчас как вскочит!
— Ничего она не вскочит! — голос Вити крепчал. — Мертвая она, мертвее не бывает. Звонить нужно в милицию.
— А в «Скорую»?
— «Скорая» тут не нужна.
— Витенька, а что же теперь будет? Что нам делать? Кто на нас кричать станет? — Губы у Людочки задрожали, и она разрыдалась.
— Что делать, разберемся. А если реветь начнешь, я на тебя почище Мадам заору.
Витя приволок находящуюся не в себе Людочку в офис, налил ей воды из электрочайника и снял трубку телефона.
Милиция приехала быстро и в большом количестве — Мадам в городе знали. Эксперты захлопотали вокруг трупа, а сутулый дядечка со скучными глазами принялся расспрашивать Витю и Людочку о событиях вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Витя начал с того, что немедленно сдал ему со всеми потрохами дежурного Эдуарда Ивановича, солидного человека, подполковника на пенсии, подрабатывающего в фирме ночным сторожем. Эдуарда выдернули через двадцать четыре минуты, потому что жил он неподалеку, в нескольких кварталах от офиса, почему и нанялся сюда сторожить. Эдуард Иваныч пил утренний кофе и смотрел по телевизору детскую передачу. Спать он не собирался, поскольку отлично выспался в офисе на раскладушке, которую притащил тайно от Мадам. И хоть привезли его в фирму чуть ли не в пижаме, Эдуард не растерялся и тут же призвал в свидетели шофера Лешу. Тот, привезя Мадам, как обычно, в девять тридцать на работу, был отослан ею по делам и по дороге прихватил его, Эдуарда Иваныча, чтобы подбросить до дому. Так что сторож давал алиби шоферу, а шофер — ему, и оба они в один голос утверждали, что когда вышли из офиса, то Мадам была живая и здоровая, судя по тем словам, какие она сказала им на прощание. («Представляю себе», — подумал Витя).
