Подъехали к «Пантере». Из‑под навеса выступили танкисты. Все четверо.
— Эй, брат Курт, что за чучело ты нам привел?
Эсэсовцы скалились, тыча пальцами в одеяла над головой дромадера. Длинные рукава форменных рубашек были засучены, так что повязок со свастикой, если они и были, Бурцев не заметил. Зато у каждого фрица на груди — по орлу Рейха, а на пилотках — кокарда с «Мертвой головой».
Гитлеровцы веселились. Бурцев молчал. Корабль пустыни с нелепой нагорбной конструкцией надменно взирал и на танкистов, и на танк.
— Это что, сарацинская осадная башня?
Хохот…
Верблюду шутка не понравилась. Верблюд плюнул. Фашики едва успели отскочить. По черному кресту на танковой броне растекалась изрядная порция слюны.
И — новый взрыв веселья.
— Глянь‑ка! Сарацин танк подбил! — ржали немцы.
— Да у этого бедуина верблюд совсем перегрелся!
— Ага, вон какой навес от солнца ему соорудили!
— Не‑е, это не навес, это палатка для животины! Чтоб не простудилась!
— А может, сарацин в своих одеялах пулемет прячет?
— Ха‑ха‑ха! — покатились со смеху немцы.
«Ха‑ха‑ха!»‑подумал Бурцев.
— Благородные господа Хранители, — осторожно напомнил о себе тевтонский рыцарь. — Вы приказывали найти воду, а у этого человека есть вода.
— Ну так давай ее сюда! — потребовали эсэсовцы.
Мнение Бурцева здесь никого не интересовало. Как он продолжит путь без запасов воды — тоже. Сержант ордена Святой Марии протянул руки к бурдюку. Бурцев препятствовать рыцарю не стал. Даже помог отвязать булькающий кожаный мешок. Конфискованную воду оттащили механику. Видимо, предназначалась она для технических нужд. Вот только вряд ли этого хватит, если потек танковый радиатор…
— Нужна еще вода, Курт, — втолковывали гитлеровцы тевтону, — много воды, понимаешь, очень много! Найди родник, ручей или хотя бы караван какой‑нибудь, что ли…
Рыцарь кивнул. Отправился на дальнейшие поиски.
— А ты чего пялишься, свинья сарацинская? Проваливай, пока цел.
Эти слова предназначались уже Бурцеву. Как и недвусмысленный взмах кулака.
Бурцев послушно провалил. До кормы танка. Остановил верблюда за обгорелой спиной механика. Да, пожалуй, здесь самая выгодная позиция. И танкисты как на ладони, и мотоциклисты с «Цундаппами», и замок, и дозорные. А «Пантеру» можно использовать в качестве укрытия.
Он пригнулся к МG‑42, сунул руки под одеяла, нащупал пулемет. Затем обратился к красной голой спине.
— Что, система охлаждения полетела? — сочувственно спросил по‑немецки. — Или фильтры забились?
— И охлаждение, — раздраженно буркнул механик, — и фильтры, и… Что?!
Немец оторвался от работы. Поднял измазанное черным и жирным лицо. Глаза были как пара здоровенных гаек, которые он держал сейчас в руках.
— Что ты сказал?!
Вполне оправданное изумление: какой‑то бедуин тринадцатого столетия разбирается в устройстве танкового двигателя!
— Тихо, — шепотом приказал Бурцев, — если не хочешь умереть.
Наверное, немец хотел.
— Партизаны! — заорал он.
Схватил гаечный ключ. Размахнулся. И умер.
Пулеметная очередь, пущенная сквозь одеяльные покровы, скосила механика, отбросила на открытый кормовой люк, ударила по обнаженному движку «Пантеры».
Следующая очередь положила еще трех танкистов. Четвертого — самого расторопного, вскочившего на броню — Бурцев сшиб уже у башенного люка.
Заметались в панике мотоциклисты под соседним навесом. Их Бурцев решетил вместе с «Цундаппами». Мотоциклы задымились, язычки пламени заплясали над пробитыми баками. Ни один вражеский пулемет не огрызнулся. Лишь несколько «шмайсеровских» пуль ударило в броню «Пантеры». Но пару секунд спустя все фрицы до единого лежали неподвижно, уткнувшись мордами в сухую землю.
Остававшиеся в магазине патроны Бурцев выпустил по дозорным. Двое упали, двое — вместе с давешним тевтонским сержантом Куртом — обратились в бегство.
Глухой дромадер не слышал и не пугался стрельбы. Горбатый пофигист обнюхивал танк и неодобрительно фыркал. Бурцев поспешно доставал из седельного вьюка новый магазин. Теперь — перезарядить пулемет. Что не очень удобно, сидючи на верблюжьем горбу‑то. Да в деревянном каркасе станины. Да путаясь в одеялах. Но ничего… Готово…
Из замка высунулась было рыцарская конница.
Очередь, вторая, третья…
Пять всадников и три лошади рухнули на полном скаку.
Еще очередь.
Тевтоны повернули обратно — под прикрытие крепостных стен.
Стоп, а это еще что?!
Надсадный рев. Стрекот пулемета… Из пролома в стене по разбитому камню выползала… выползала… Старая знакомая выползала! Легкая бронированная «Рысь» яростно плевалась огнем! Эх, проморгала разведка! Целый танк проморгала!
Глава 29
Бурцев глухо матерился сквозь намотанную на лицо ткань. Стреляли‑то по нему — по одинокому бедуину на верблюде, укрывшемуся за танковой махиной. Прицельно так стреляли… Вспучивался песок под гусеницами «Пантеры». Звякали пули о сталь. Свистело над головой. Разок‑другой хрустнула платформа на горбу дромадера. Чуть не попали, мля!
Спасение от свинцового дождя было только одно. Бурцев, высвободив ноги из нагорбной платформы, сиганул со спины дромадера на башню танка. Раскаленная броня обожгла ладони, но плевать… С башни он угрем скользнул в открытый люк.
У‑ух! А внутри — и вовсе ад! Жара, как в духовке, тошнотворный запах машинного масла и бензина, невыветревшаяся пороховая гарь. Вообще‑то в комфортных фашистских «Пантерах» вроде бы должна быть даже система кондиционирования, но хрен разберешь сейчас, где она есть, как работает и работает ли вообще.
А на броню все сыпался стальной горох. Бурцев метался в башне, как в тесной клетке. Два года назад ему довелось приручать бронированную «Рысь», но «Пантера» — совсем другой зверь. Посерьезнее, посолиднее.
Он занял место наводчика в боевом отделении. Попытался сориентироваться. В нишах по стенкам и под башней уложен боекомплект. Несколько десятков пушечных снарядов, пулеметные коробки… Огрызнуться из пулемета было бы проще всего. Но что пулемет сделает танку?
А ничего!
Стрельба снаружи стихла. Фашики тоже поняли, что понапрасну тратят патроны. Странный бедуин, укрывшийся в «Пантере», был уже вне досягаемости пулеметного огня. Бурцев прильнул к окулярам прицела. Увидел, как «Рысь» остановилась на секунду. Тоже сломалась?! Вот было бы здорово!
