— А сам де Перигор?
— Его не нашли.
— Бежал?
— О нет, вряд ли благородный Арман спасся бегством, бросив свой отряд. Не похоже на него. Вероятно, пленен немцами. Судя по следам, от Торона к Иерусалиму ушел большой отряд. Всадники и колдовские повозки.
— Свиньи?
— Свиньи, — согласился сир Бейрута. — Подлые германские свиньи!
— Я не о том. Нам нужны свиные туши. Ты не забыл?
Жан д'Ибелен кивнул:
— Помню. Почти вся скотина на монастырском подворье перебита. Но мои оруженосцы нашли несколько раненых поросят, борова и матку. Они еще были живы, когда… В общем, их уже разделывают. А сарацины Бейбарса отыскали телегу. Почти целую, большую, крытую. Одно разбитое колесо заменить надо, борт подлатать — и будет, на чем везти мясо. Только торопиться нужно. На такой жаре мясо быстро портится.
— На такой жаре да без воды мы и сами быстро испортимся, — невесело заметил Бурцев.
— И что делать будем? — в разговор вмешался Джеймс.
— Разделимся. Сотня Бейбарса и рыцари Жана остаются здесь, хоронят убитых и едут к Вифлеему — на соединение с Айтегином. Мы же, как и планировали, отправляемся в Иерусалим. Сейчас. Немедленно.
— А с водой‑то как быть?
— Вода — только для лошадей, — распорядился Бурцев.
— А люди? До Вифлеема‑то добраться еще можно — там по пути родники и колодцы есть, а вот до Иерусалима… Мы ж не доедем!
— Доедем, — возразил Бурцев. — Если очень захотим — доедем.
— Как? — не мог взять в толк папский брави.
— По‑татарски.
— Что?
— Бурангул, подь сюда. Расскажи нашему венецианскому другу, как степняки обходятся в походах без воды и пищи.
— Надрезаем лошади жилу и пьем кровь, — просто и коротко объяснил юзбаши. — Так можно протянуть неделю. Можно десять дней.
Джеймс побледнел:
— О, Санта Мария! Десять дней на лошадиной крови?!
— Успокойся, брави, — посоветовал Бурцев. — До Иерусалима осталось всего ничего. Придется немножко потерпеть. А не желаешь — так скатертью дорога. Хочешь — поворачивай со всеми на Вифлеем. Хочешь — возвращайся в Рим, к Папе.
— Вернуться к Его Святейшеству ни с чем я не могу, русич. Ты обещал мне открыть тайну Хранителей Гроба.
— Обещал, — кивнул Бурцев. — Когда покончим с немцами. И когда моя жена будет на воле.
— Но…
— Все, брави! О Хранителях рассказывать нужно в спокойной обстановке. И рассказ этот будет долгим. А сейчас мне жаль времени. Решай — будешь пить с нами конскую кровь или как?
Джеймс скривился, сплюнул. Но больше перечить не стал. Не возражала и новгородская дружина, хоть ребята и были не в восторге от предложенного способа выживания. Хабибулла покачал головой и скорбно вздохнул: мол, лишь бы не заставляли есть свинину. Это ему пообещали. Бейбарс — сам в прошлом степной кочевник — тот и вовсе спокойно отнесся к словам Бурцева и Бурангула. Мамлюки, которым надлежало идти в Эль Кудс вместе с эмиром, тоже не привередничали. «Подумаешь, кровь», — читалось на их невозмутимых разбойничьих лицах. Эти бравые головорезы при необходимости хоть мозги из конской башки готовы были есть. Ложкой…
Только с сиром Бейрута возникла проблема. Неустрашимый Жан д'Ибелен устроил форменную истерику. Рыцарь возмущался долго и громко. Бил себя кулаком по нагруднику. Кричал, что истинному христианскому воину не подобает становиться кровопийцей подобно диким язычникам.
— Значит, христианские святыни будут спасать язычники и иже с ними, — пожал плечами Бурцев.
Довод подействовал.
— Кровь‑то не человеческая, — утешал сам себя благородный сир. — Авось, и не так велик грех.
— А то! — подбодрил Бурцев. — Отмолишься в Святом Граде…
Хотя, сказать по правде, и самому ему было противно до тошноты при одной только мысли о… Бр‑р‑р… Ну почему в конских жилах не течет, к примеру, холодное пивко?
От невеселых размышлений отвлек Дмитрий:
— Василь, что нам под свиные туши класть‑то? — спросил новгородец. — Мечи? Луки? Копья? Брони? Щиты? Шеломы?
Все уже было готово! На изрытый воронками замковый двор выкатили вместительную крестьянскую повозку с рваным пологом, новым колесом и починенным бортом. В повозку впрягли вьючных лошадей — тех, что поплоше, что не бросаются в глаза чистокровной породой и особой боевой статью. Оруженосцы бейрутского сира таскали к повозке свежие пласты сала и свиного мяса. Арабы‑мусульмане стояли в сторонке. Подальше.
— Нет, брони не нужны, Дмитрий, — ответил Бурцев. — Шлемы и щиты — тоже. А оружие… Пусть каждый положит только то, к чему рука более всего привычна. Что‑нибудь одно. И вот еще…
Он снял с плеча два «шмайссера», подобранные у горящих «Цундаппов», сунул новгородцу запасные обоймы. МG‑42 решил не брать — нехай остается на «Горбоконе». Пистолеты‑пулеметы все ж таки полегче будут. Их и спрятать в возу проще. И по иерусалимским улицам бегать с ними сподручнее.
— Что, только два громомета берешь, Василь? — удивился Дмитрий.
— Угу… — Бурцев кивнул.
А больше‑то и не надо. Один — ему, один — Сыма Цзяну. Хватит.
— Два колдовских самострела и по одной железяке на рыло? И все? И ради этого гнать в Ерусапим‑град такую телегищу?! – разочарованно протянул новгородец.
— Не все, Дмитрий, не все. Будет кое‑что еще…
И в самом деле было. «Телегищу», по приказу Бурцева, подогнали к «Пантере». А вскоре на дно воза неприметно лег добрый десяток осколочно‑фугасных снарядов из танкового боекомплекта. Теперь недоумевал Бейбарс:
Зачем нам это, каид Василий‑Вацлав? Без железной шайтановой повозки с большим рогом ты не сможешь метать громовые сосуды немецких колдунов. А саму повозку, — кыпчак покосился на сорокатонную «Пантеру», — мы никак с собой не возьмем.
— Брать не нужно, — ответил Бурцев. — Метать сосуды — тоже. Но если мы войдем в Иерусалим и положим все это добро под воротную арку да запалим как следует… В общем, ворот не станет.
Эмир глянул на разбитые укрепления Торона. Эмир промолчал. Поверил, наверное.
Снаряды, два «шмайссера» и прочее контрабандное вооружение — булаву Гаврилы, секиру Дмитрия, кольтелло Джеймса, кистень Збыслава, луки и стрелы Бурангула и дядьки Адама, саблю Хабибуллы, пращу Бейбарса, рыцарские мечи Освальда и Жана Ибеленского прикрыли сверху досками, присыпали сеном. На сено навалили разделанные свиные туши. Получилась целая мясная лавка на колесах.
Все, кому предстояло сопровождать повозку, переодевались, перевоплощались. Кто в купца, кто в купеческого телохранителя, кто в слугу‑дехканина, кто в рыцаря‑паломника, кто в оруженосца. Бурцеву надлежало быть рыцарем, и он не без радости сменил верблюжий горб на привычное конское седло. «Горбоконь» и пулемет оставались у мамлюков Бейбарса. Отряд Бурцева тронулся в путь. Сзади заполыхала «Пантера». То, чего не могли добиться бронебойные снарядики «Рыси», устроил огонек, пущенный к танковым бакам по длинной извилистой бензиновой дорожке.
