– Ее тело должно сгореть в огне, – хмуро заявил отец Бонифаций.
– Не обязательно. Есть иные, не менее действенные способы, известные, правда, лишь опытнейшим борцам с нечистой силой и лучшим экзорцистам.
Отец Бонифаций захлопнул варежку.
– Мы можем присутствовать при допросе? – поинтересовался барон.
Альфред фон Гейнц был очень любопытен.
– Лучше не надо, – твердо сказал Бурцев. – Во-первых, посторонние лишь помешают отцу Джезмонду своим присутствием. А во-вторых, обряды, которые он станет проводить над ведьмой, – это весьма опасное таинство. Изгнанная нечистая сила может овладеть непосвященным и незащищенным. Вам ведь не хочется, чтобы на вашей груди тоже выросла сиська дьявола, любезный барон?
Фон Гейнц побледнел.
– Не-е-ет…
«Отец Джезмонд» уже подыгрывал Бурцеву, важно кивая. Притихший отец Бонифаций смотрел на коллегу-экзорциста с уважением и страхом.
Барон покачал головой. Пробормотал под нос:
– Удивительных все же послов шлет нынче орден. Не зря меня предупреждали.
Затем фон Гейнц махнул рукой, гаркнул:
– Отогнать всех от костра! Очистить пространство! Казни не будет.
Ведьму с поленницы Бурцев снимал под разочарованный гул толпы сам. Полуголую, извивающуюся, как змея, норовившую укусить. Ничего… справился. После взбалмошной Аделаиды с любой мегерой справишься. Вот только…
Глаза только так и цеплялись за обнаженную женскую грудь. За третью – среднюю – по большей части. И не одни глаза. Рука во время возни на эшафоте тоже пару раз соскользнула. Случайно – уж слишком трепыхалась чертовка. На ощупь третья грудь оказалась такой же упругой и волнующей, как и две другие. Да уж, да уж…
Едва Бурцев стащил мутантку на землю, как кто-то сильно дернул его за плащ. Какого?!. Бурцев оглянулся.
Аделаида! Княжна была в бешенстве.
– Чего пялишься на нее? – зашипела полячка. – Чего лапаешь? Понравилась ведьма, да?
Блин, опять начинается!
– Уймись, – шикнул Бурцев. – На нас люди смотрят.
И – громче:
– Не волнуйся, сестра, ведьма не причинит нам вреда.
Ведьму он отдал на попечение Джеймсу. Распорядился – тихо, чтоб никто не услышал:
– Смотри в оба. Не дай сбежать, а то точно прикончат ее тут. И сам не вздумай убивать, понял?
– Да что я, душегуб какой-то, что ли?! – возмутился лучший киллер Венецианской республики Джеймс Банд. – Бабу без причины резать не стану.
– И правильно. И не надо. Помни – никакая она, на самом деле, не ведьма. На лишнюю грудь не обращай внимания. Остальное позже объясню.
– А-а-а, – махнул рукой Джеймс. – Ведьма – не ведьма. Одной сиськой больше, одной меньше. В венецианских борделях мне доводилось видеть и не таких уродин-куртизанок. Они стоили дорого и сношались вовсе не с нечистой силой.
– Правда? – удивился Бурцев.
– Ну да. Ублажали пресыщенных аристократов из знатнейших родов. Так что лишней грудью меня не напугаешь. И потом… Что значит третья грудь в мире, где папствуют сразу аж три папы.
Да, похоже, троепапство на Джеймса произвело куда большее впечатление, чем все остальное. Увы, столь же терпимыми оказались не все. Подошел Освальд. Спросил тихонько, накручивая на палец длинный ус:
– Слушай, Вацлав, зачем нам связываться с нечистой силой? Ведьму спасать – грех. Жгли ее немцы – и ладно. А нам ноги отсюда уносить надо.
– Ну, знаешь, Освальд! – Бурцев нахмурился. – Когда-то в Новгороде и меня чернокнижником объявили. Тоже сжечь хотели. Нет, баба эта останется с нами. Я ведь и правда поговорить с ней хочу. Глядишь, и расскажет что путное. А сбежать мы пока все равно не сможем. Никто не отпустит. Подождем ночи. В темноте ускользнуть проще будет.
Освальд сокрушенно покачал головой, но отошел.
И – вновь подступила Аделаида:
– Что, совсем околдовала тебя ведьмачка, да, муженек?
Бурцев сплюнул. Ну, достала!
– Знаешь, Аделаида, если и встречал я на своем веку настоящую ведьму, так то не она. – Он кивнул на мутантку.
– А – я, да? – правильно поняла Аделаида.
– Вацлав, Агделайда, потише вы. – Ядвига поспешила встать меж ними. – К нам направляется Его Милость.
Спешившийся барон фон Гейнц, действительно, шел по очищенному от зевак пространству.
– Все хорошо? – осведомился рыцарь, приблизившись. – Мне показалось, будто орденская сестра позволяет себе…
– Нет, все в порядке, барон. Сестра просто очень боится ведьмы и просит позволения держаться от нее подальше. – Бурцев поспешил сменить тему: – А где же Его Императорское Величество? Он не выходил смотреть на казнь?
Пышной императорской свиты поблизости не наблюдалось.
– Его Величество Рупрехт Пфальцский все прекрасно видит во-о-он из той башни, – понизил голос фон Гейнц. – И выходить из замка лишний раз ему незачем. Император прибыл сюда прошлой ночью, втайне. А в толпе могут оказаться лазутчики швейцарцев или недовольных императором курфюрстов. Не забывайте, о переговорах Его Величества с орденом прежде времени не должен знать никто. Для обывателей вы – не послы, а обычные рекрутеры, объезжающие города и замки империи, чтобы собрать под знамена братства Святой Марии рыцарей и кнехтов для предстоящей войны с Польшей и Литвой.
Бурцев кивнул. Вот, оказывается, какой легенды им следует придерживаться. Что ж, неплохая легенда. Только нужно будет, чтобы Сыма Цзян, Бурангул и Хабибулла закрыли лица шлемами и не снимали их без крайней нужды.
– Вы ведь, конечно, знаете об этом, – барон встревожился, – ну, о том, что вам надлежит играть роль рекрутеров?
– Конечно, знаю, – заверил Бурцев.
Теперь он знал. Теперь – конечно, знал.
– Ну, тогда прошу следовать за мной.
– Куда?
– На аудиенцию. Из замка прибыл посланник. Его Императорское Величество пожелал встретиться с вами немедленно, господин комтур.
Глава 11
– Странный вы все-таки посол, комтур, – такими словами встретил Бурцева император.
Холодные взгляд скользнули по лицу «посла», по доспехам, которые давным-давно вышли из рыцарской моды. По гиммлеровской папке со свастикой – ее Бурцев сунул за пояс. Такие бумаги лучше держать при себе.
– Очень странный…
Бурцев решил промолчать. Только склонил голову перед монархом. Помогло…
Император ответил сдержанным кивком. И вроде успокоился.
Его Императорское Величество Рупрехт Пфальцский, чей полный титул звучал длинно, коряво и неудобопроизносимо – Курфюрст Пфальцский, Король Немецкий, Император Священной Римской империи, – был человеком сухим, резким и жестким. В делах и поступках, в движениях и словах. Колючий взгляд условного властителя условной империи мог вызывать либо страх, либо неприязнь – третьего не дано. Подергивалось в тике левое веко, губы были плотно стиснуты, кулаки – сжаты.
