Как-то один из них – невыносимый сноб, – смеясь, объяснил вам, что в тяжелые времена зарабатывает писанием.
– И что же вы пишете? – заинтересовавшись, спросили вы.
– Письмо моему отцу.
Вам остается только прижать к стенке самых близких подруг.
Самые старшие из них никогда не работали (только по дому). И жили, таким образом, на те деньги, которые им ежемесячно выдавал их Господин и Повелитель «на хозяйство и на булавки». (Вы терпеть не можете этого дурацкого выражения «на булавки». Есть в нем что-то унизительное.) Поэтому их финансовое благополучие напрямую зависело от щедрости или скупости благоверного.
Потому что скупые мужчины существуют. Да, да!
Гарпагоны, которые скорее умрут, чем потратят лишнюю копейку.
У вашей подруги Жизель муж потребовал список хозяйственных трат на следующий день после свадьбы. Она подчинилась – а что делать? – и написала в расходной книге, переплетенной, под старину, черным сукном:
12 июня, понедельник
Лук-порей 2 франка 75
Картошка 7 франков 45
Мясо 46 франков 10
Абрикосы 9 франков 30
Разное 10000 франков
К счастью, у ее супруга было чувство юмора. Он расхохотался и больше никогда не требовал у нее никаких отчетов. Проявлял даже щедрость на протяжении всей их совместной жизни.
А вот другой вашей подруге Кристине муж, миллионер и скупердяй регулярно выдавал деньги на хозяйство, но... требовал расписку! Она считала, что у него невроз на почве денег – последствие тяжелого детства в интернате. До тех пор, пока при разводе он не потребовал назад все выданные суммы!
Одной из ваших сестер в мужья тоже достался крохобор, и как-то раз, когда ей осточертело препираться из-за колготок, последовав вашему мудрому совету, она схватила детский пластмассовый револьвер, очень похожий на настоящий, и приставила его к виску супруга.
– Артур, если ты немедленно не подпишешь мне доверенность на свой банковский счет, я убью тебя, – ледяным тоном сказала она.
Испуганный Артур подписал.
К сведенью: многие мужчины, которые с закрытыми глазами доверяют воспитание детей женам, ни за что на свете не назовут им даже приблизительную сумму их совместных семейных сбережений.
В результате многие женщины немножко «подворовывают».
На одном очень веселом заседании Женской Лиги вас посвятили в эту премудрость. Следует, например:
– положить деньги семейного пособия (вернее, то, что от них остается) на ваш собственный банковский счет, а не на счет «Хозяйство-Дети»;
– idem с медицинскими страховками, хотя врачи и лекарства оплачивались деньгами, предназначенными на «Дом»;
– жульничать без зазрения совести, закупая продукты, и на выгаданные деньги подарить себе шелковый шейный платочек, на который спутник вашей жизни все равно не обратит внимания. Если же случится невероятное, и он его все-таки заметит и сделает вам комплимент, стоять на том, что он очень, очень старый (платок, а не спутник жизни);
– каждый вечер спокойно вычищать все карманы и бумажник вашего благоверного, особенно если он не слишком аккуратный (как делала Моника Пантель, пока крутила роман с Одиберти);
– приобрести себе по дешевке на ярмарке в Сен-Флуре платье из обглоданного (интересно кем) бархата и заявить, что оно стоило бешеных денег, хотя вы и торговались до посинения. Потому что, оказывается и какие-нибудь жалкие трусики стоят целое состояние, а налоги просто непомерны. В таком случае торговаться вполне прилично и даже необходимо (за исключением, увы, налогов).
– А как же иначе?! – изумляются подруги и смотрят на вас как на ненормальную. – Мы все покупаем со скидками: требуем и получаем.
Вы не верите своим ушам. Вы бы никогда на это не решились.
Однако вы тоже умеете торговаться, научились еще в юности на базарах в Мекнесе. Это целое искусство.
Сначала надо внимательно осмотреть, повертеть в руках медный поднос, хотя купить вы хотите белые домашние тапочки. Продавец-араб пулей вылетает откуда-то из глубин своей лавки:
– Мечта, а не поднос!.. Настоящая медь!.. Сказочные узоры!..
– Не спорю. Сколько?
– Не дорого... Совсем не дорого!.. На всем базаре не найдешь такого чудесного и такого дешевого подноса.
– Сколько?
– Тысячу франков.
– Рехнулся? Какую цену заломил! А те белые тапочки, они почем?
– Сто франков.
– Сто франков! Так и разориться недолго! Даю пятьдесят.
– Ты хочешь моей смерти!.. Девяносто.
– Нет, пятьдесят. Я сказала пятьдесят франков.
Торговец возводит глаза к небу, взывает к Аллаху и охает:
– Восемьдесят пять... только ради тебя!
– Нет. Восемьдесят пять все равно много. Ладно, значит, не судьба. До свидания.
И вы отходите к соседней лавочке, продавец которой тоже уже бежит вам навстречу.
Первый торговец, догоняя вас:
– Вернись, красавица!.. Вернись! Отдаю за восемьдесят!
– Семьдесят пять – и так и быть, беру эти ужасные тапки.
– Согласен, семьдесят пять! Но мои дети умрут с голоду!..
Что, впрочем, не мешает ему упаковывать ваши тапки с широкой улыбкой, на которую вы отвечаете не менее широкой улыбкой. Семьдесят пять им красная цена.
Но не станете же вы ломать такую же комедию в дорогом диоровском бутике, чтобы получить десятипроцентную скидку на флакон ваших любимых духов с ароматом ландыша.
Ни у «Леклерка» ради скидки на маленькие бисквитные пирожные. Продавщица вызовет службу спасения, и ваш муж потребует у вас развод за «публичный позор».
Хотя...
Странное у вас и у Любимого Мужа отношение к деньгам.
Вы, например, всегда боялись оказаться на старости лет в нищете и окончить жизнь в жутком, вонючем приюте, вроде того, куда бабушка возила вас по четвергам, чтобы одарить пирожными и связанными вашими руками шарфами слабоумных, пускающих слюни стариков. В семнадцать с половиной вы узнали, что значит голодать. Потом вы пахали как лошадь на трех работах (вас прозвали Бульдозером); так прошло несколько лет, потом вы стали наконец прилично зарабатывать...
... и сразу же начали откладывать деньги...
... на которые купили разрушенную ферму, ставшую, мало помалу, вашим домом, – и все это...
... НЕ ЗАНЯВ НИ ГРОША.
Потому что слово «ЗАНИМАТЬ» было и остается для вас синонимом разорения и даже тюрьмы!
Вы так до сих пор и не поняли, откуда у вас этот страх. Может, сказалось то, что оба ваши дедушки были банкирами и оба разорились. Занять означает для вас платить в полтора раза дороже за машину в течение пяти лет. Потом, по истечении трех, заболеть или, еще хуже, лишиться работы и, следовательно, не выплатить долг до конца. Тогда – оп-ля! – у вас отбирают ваш «пежо», мебель распродают с молотка и, возможно, вас самих сажают за решетку, как это случилось с маркизом де Садом.
