Четверо караульных упали почти разом. Глупцы, они даже не опустили забрала. Верно, наслаждались ночной прохладой, когда наконец-то отступила горячка боя, когда уже стало ясно, что ты цел и невредим. Именно на это я и рассчитывал.
Лезвия вошли хорошо и на всю глубину. Солдаты не мучились, они умерли мгновенно. Империя заплатит страховку их родным, буде таковые отыщутся...
Я метнулся к проволоке. Сбившиеся в кучу, освещённые прожекторами пленные являли сейчас жалкое зрелище. Их не оставили без медицинской помощи – Империи не нужны лишние мучения, которые не принесут ей, Империи, никакой пользы. Вот на допросах – другое дело.
Проволока, ясное дело, под током. Соединить два оставшихся штык-ножа наподобие ножниц – резать, резать, резать! Искры, пахнет озоном. Я отдираю две плети проволоки, открывая широкий проход. Взмахиваю рукой.
Нет, всё-таки их не зря учили в этих самых «бригадах». Пленных было десятков пять; и они не бросились всей массой наутёк, чего я боялся. Не подняли крик. Молча и сноровисто, пропуская вперёд девчонок, они стали выбираться наружу. Я дождался, когда сквозь прореху проскользнула Далька, и, не высовываясь, не показываясь им на глаза, бросился обратно. Первая часть плана окончилась успешно. Предстояла вторая. Самая опасная и гадкая.
Бегом – обратно. На бегу сдирая с тела длинные пласты анти-ИК-мази. Нырнуть в своё обмундирование и, теперь уже нарочито медленно, подняться, потянуться даже. Теперь пусть меня видят...
...Я не могу спасти их всех. Я могу только дать им шанс. Остальное – в руках всемогущей судьбы.
Я, честный обер-ефрейтор Руслан Фатеев, поднялся, чтобы отлить. И решил чуть пройтись. И увидел пустой загон, увидел мёртвых часовых и убегающих пленных. И я, честный обер-ефрейтор Руслан Фатеев, верный принесённой не столь давно имперской присяге, немедленно начинаю действовать, как мне велит долг перед Его Императорским Величеством кайзером.
Я поднимаю тревогу. Я ору в эфир на всех диапазонах. Я бросаюсь в погоню. Я открываю огонь.
О да, я дал беглецам достаточно времени, чтобы они получили шанс. Но я не могу дать уйти всем. Я беру на себя роль Всевышнего. Я буду судить, кому жить и кому умирать. Потом мне предстоит ответить за это – может, даже и очень скоро.
Я подрезаю очередью одного из бегущих. Он, похоже, ранен. Отстаёт от других. Двое его товарищей подхватывают его под руки, и я подрезаю их тоже.
Простите меня, братья. Если сможете. А если не сможете – что ж, на последнем Суде, когда мы посмотрим с вами друг другу в глаза, я не возражу ни на одно из ваших обвинений. И пусть Всеотец беспристрастно взвесит всю тяжесть моей вины.
Лагерь за моей спиной уже пробудился. Крики, голоса, эфир забит разнообразной руганью, как правило, на немецком. Бегут десантники, кто-то отдаёт команды; а беглецы уже рассеиваются, но они слабы, измучены, а большинство преследователей свежо; и я уже начинаю горько раскаиваться в содеянном, когда внезапно откуда-то из предутренней мглы нас встречает режущая пулемётная очередь.
Пулемёт бьёт с вершины небольшого холма, один из склонов круто обрывается в речное ложе. Что-то сильно, очень сильно ударяет меня в плечо, и мир переворачивается.
Мрак.
Нет даже боли.
31
– Он пришёл в себя, господин майор.
– Отлично. Господин военврач, оставьте нас. Господин риттмейстер, ваша...
Я слышу голоса. Веки мои поднимаются с таким трудом, словно каждое из них весом со средневековый подъёмный мост.
Палата. Серое и зелёное. И что-то чёрное в самой середине, уродливая чернильная клякса, пятнающая всю картину.
Ну конечно. Военный госпиталь. Отдельная палата. Но на окнах решётки. То есть это не просто военный, это тюремный госпиталь?..
И господин из Geheime Staatspolizei. Ба. Старый знакомый. Господин риттмейстер. Памятный ещё по Зете-пять. Следил за мной всё это время, что ли?..
Правда, на меня он смотрит безо всякой враждебности. Даже скорее с любопытством и чуть ли не дружелюбно.
– Очнулся, Фатеев? – произносит он. – Очънъюлся, приятъель? — повторяет он по-русски.
– Так точно... господин... риттмейстер... – выдавливаю я. Пробую подвигать руками, ногами – всё вроде бы на месте. Всё действует. Правое плечо, правда, в тугой повязке, но нигде ничего не болит.
– Оставь, давай без чинов, – машет он рукой, вольно разваливаясь на стуле. Блестят начищенные до нестерпимого блеска высокие офицерские сапоги. Такие сейчас действительно остались только в гестапо... – Врачи дали мне пятнадцать минут, так что давай к делу. Я веду следствие по поводу побега заключённых из места временного содержания на... впрочем, позволь мне опустить подробности. Это не допрос, видишь, я не веду протокола, нету понятых, так что говори свободно. Я так понимаю, что именно ты, обер-ефрейтор, поднял тревогу?
– Так... точно... – слова даются с огромным трудом.
– Очень хорошо Как же это произошло? – задушевным голосом осведомляется риттмейстер.
– Встал... отлить., не хотел... рядом... со своими... прошёл... увидел... как бегут... включил... экстренную передачу... начал... преследование... открыл... огонь... на поражение...
– Спокойнее, спокойнее, Руслан. Всё это я и так знаю. Запись того, что ты произносил тогда, – она у меня имеется. Значит, ты проснулся и пошёл... так?
– Так...точно...
– И где же ты был, когда заметил... э-э-э... факт бегства? Сможешь показать на карте?
Я кое-как черкаю карандашом.
– При... примерно здесь, господин...
– Без чинов, Руслан, я же сказал. Примерно здесь?
– Да... но я не могу быть уверенным...
– Ничего. Обозначил хотя бы примерно, и ладно. Хорошо. То есть ты увидел убегающих, кинулся в погоню...
– Открыл огонь...
– По кому?
– Н-не знаю, господин капитан... просто... по отставшим...
– Почему же ты открыл огонь, Руслан? Почему не попытался взять их живыми?
– Я... стрелял... по конечностям...
– Конечно. Ты стрелял по конечностям. Словно забыв, что пули «манлихера» незащищённому бронёй человеку отрывают эти самые конечности напрочь. Когда мы добежали до них, они уже истекали кровью. Их не удалось спасти.
– Я... виноват, господин... капитан. Готов... нести...
– Наказание? Не сомневаюсь, Фатеев, не сомневаюсь. Ведь вот какое получилось странное совпадение – среди пленных была твоя бывшая девушка. Дзамайте.
– Я... знаю, господин капитан. Кажется, мне удалось удивить гестаповца.
– Вот как? Откуда же? – Его удивление явно наиграно. Эх, плохо вас учат там, в охранке... —Господин штабс-вахмистр...
