– А! – Секурист удивлён. – Да. Действительно. Штабс-вахмистр на самом деле показал, что сообщил тебе о факте пленения мятежницы Дзамайте. И что же случилось дальше?
– Не... могу... знать. Лёг... спать...
– Лёг спать... – задумчиво тянет секурист. – Не правда ли, странное совпадение, Фатеев. Тебе сообщают, что твоя девушка задержана, и немного времени спустя – нате вам, пожалуйста! Четверо часовых убито, пленные мятежники разбегаются!.. Причём, что интересно, Фатеев, убиты они – знаешь как?
– Не могу знать... – уклоняюсь я от ловушки. – Я бросился сразу в погоню...
– Гм. Не знаешь. Ну так я тебе скажу – они убиты брошенными с малой дистанции стандартными имперскими штык-ножами. То есть кем-то, подобравшимся вплотную. Не подскажешь, как это могло случиться?
Он уже торжествует. Неужто на самом деле так глуп? В таком случае, бедная Империя...
– Господин капитан... лагерь наш едва охранялся... все вымотались, резервов не было... один хорошо подготовленный боевик мог просочиться... Тем более... что пленные побежали туда, где их ждали сообщники... туда, откуда пулемёт...
– Ага. – Кажется, он удовлетворён моим ответом. – Один хорошо подготовленный боевик... Что ж, возможно, возможно. Маловероятно, но – согласен, возможно. То есть это всё, что ты можешь сообщить по существу дела?
Я молча киваю. Секурист встаёт. Он совершенно не выглядит разочарованным.
– Благодарю, обер-ефрейтор Фатеев, – говорит он уже официальным тоном. – Ваши разъяснения меня полностью удовлетворили. Думаю, как только разрешат врачи, мы, разумеется, лишь в порядке рутинной формальности, подвергнем вас тестированию на полиграфе. Полагаю, тогда расследование будет окончательно закрыто. Желаю скорейшего выздоровления, обер-ефрейтор. – Он коротко кивает мне и встаёт.
Я откидываюсь на подушку. По спине стекает холодный пот. Плохо. Плохо. Очень плохо. Полиграф. В народе именуемый «детектором лжи». Усовершенствованный, доведённый почти до абсолюта. Фиксирующий добрую сотню параметров, включая и потоотделение, и движения глазной мышцы, и дрожание век. Кроме, разумеется, всяких там тривиальных пульса, давления и прочего.
Конечно, смешно было бы надеяться, что меня не вычислят. Прикрытие у меня... и кровь на руках. Получается, что тех бедняг я убил напрасно. И теперь воистину мне нечем будет оправдаться, когда они положат свои горькие и правдивые слова к Его престолу в день последнего Суда.
Я медленно закрыл глаза. Не уронил бессильно веки, именно медленно их опустил. Настало время вспомнить всё, чему учили.
Полиграф. Детектор лжи. Его мощь основана была на слепой вере в науку, в то, что эта мешанина проводов и несложных электрических схем на самом деле способна отличить правду от лжи.
...Я старался дышать глубоко и ровно. Это всего лишь машинка. Глупая машина. Не обладающая никаким интеллектом. Можно до бесконечности увеличивать вычислительные мощности прикрученного к полиграфу компьютера, основа всё та же.
Следовательно...
32
Я поправлялся быстро. Рана оказалась неглубокой. Броня таки выручила, смягчив удар. Где я и что со мной, выяснилось очень быстро. Изолятор временного содержания нашей родной Gehaime Staatspolizei. Формальное обвинение – измена.
Однако не всё оказалось так просто. Во всяком случае, меня не допрашивали. Дали залечить плечо. Всё это время я провёл или в одиночной палате госпиталя, или в одиночной же камере. На прогулки не выводили, сношений с внешним миром не допускали. Камера была крошечной – три на полтора метра, но это лучше, чем шесть квадратных футов, положенных пушечному мясу на кладбище.
Я не давал себе застояться. Отжимался от пола на одной руке, пока не начинало темнеть в глазах. Приседал, устанавливая собственные рекорды.
–А потом за мной пришли.
– Итак, – сказав секурист, проводя меня в комнату – здесь, как мы видим, имеет место быть наш полиграф. Или, выражаясь по-научному, психофизиологический детектор неправдивого поведения. Согласно принятому имперским сенатом закону я обязан ознакомить вас, обер-ефрейтор, с принципами работы данного устройства. Детектор не может установить, виновны вы или нет. Это дело суда. Мы лишь говорим, ответили ли вы правдиво на те или иные вопросы. Волноваться перед этим тестом – совершенно естественно и нормально, – он дружелюбно улыбнулся. – Я сам всегда волнуюсь; как вы знаете, обер-ефрейтор, для нас, сотрудников правоохранительных органов, процедура тестирования на полиграфе сугубо обязательна. Собственно говоря, этот аппарат будет записывать изменения, имеющие место в вашем теле, когда вам задаются те или иные вопросы. Обратите внимание на две эти прорезиненные трубки. Одна будет помещена вам на грудь, другая – на эпигастриальную область. Они используются для записи вашего дыхания. Две вон те металлические пластины мы закрепим у вас на ладонях, для замера потоотделения. Этот, бесспорно, знакомый вам датчик – для измерения вашего давления. Кроме того, мы регистрируем также движения век и глазных мышц. Движения пальцев ног также фиксируются. – Он снова улыбнулся, мягко, добродушно, располагающе. – Вы, конечно, слышали сказки о том, что полиграф можно сбить с толку, напрягая и расслабляя пальцы ног? Когда-то давно, на первых несовершенных аппаратах, это действительно срабатывало. Но с тех пор прошло очень много времени. Мы научились справляться с этими уловками... Впрочем, прошу прощения, я отвлёкся. Продолжим наш обязательный экскурс, за него вам потом придётся расписаться...
Итак, все перечисленные изменения, которые будут записаны, – это автоматический и неконтролируемый ответ вашего тела. Вы, конечно, можете думать, что способны контролировать свой страх, свою панику, свою растерянность. Само собой разумеется, вы же солдат. Ваш долг – сражаться. Вы бывали в экстремальных ситуациях. Судя по вашему Железному кресту – вы сражались с успехом. Но это не имеет ничего общего с детектором лжи. Вы способны контролировать свой страх, но не отключить его полностью. Ваше тело всё равно покроется потом, дыхание участится, а сердце станет биться быстрее. Всё это будет беспристрастно зафиксировано аппаратом в том случае, если вы станете намеренно лгать.
Когда вы росли, обер-ефрейтор, вам, конечно же, говорили, что лгать нехорошо. Врать, списывать, жульничать, подсматривать и так далее. Вспомните о тех случаях, когда вы попадались на вранье, будучи ребёнком. Вспомните, что вы чувствовали тогда. Ладони мокры, щёки горят, вы тяжело дышите. Сердце колотится так, что вот-вот выскочит из груди. Тело приспосабливается к ситуации, оно отвечает на стресс. Это естественная и неизбежная реакция...
...Я уже сидел на жёстком и неудобном стуле, а секурист ходил кругами и говорил, говорил, говорил... Комната была почти пуста: тёмный стол, вращающийся стул на колесиках, второй стул, намертво привинченный к полу (на нём сейчас сидел я), высокое кресло на манер зубоврачебного и перемигивающийся огоньками полиграф, подсоединённый к компьютеру. Всё. А, да, на стене ещё красовалось здоровенное зеркало, словно в артистической гримёрке.
