– Так вот, обер-ефрейтор, что я ещё бы хотел довести до вашего сведения, прежде чем мы начнём. Мы все знаем, люди не всегда стопроцентно честны и откровенны. Порой куда лучше и социально выгоднее допустить небольшую ложь: ну, к примеру, лучше соврать знакомой, что она выглядит потрясающе в своём новом платье, чем сказать правду – что наряд сидит на ней чудовищно и вообще ей не мешало бы сбросить килограмм десять весу, – безопасник усмехнулся. – Но тем не менее вы должны понимать, что, хотя есть ситуации, когда небольшая ложь допускается обществом, ваше тело всё равно реагирует на высказанную вами неправду. Вы знаете, что солгали. Знает ваше подсознание. И оно отдаёт команду. Подсознание вам не подчиняется. Мы тут, к сожалению, тоже не можем читать мысли. Всё, что мы можем, – записывать физиологические реакции вашего тела. Машина не знает, в чём именно вы лжёте и с какой целью. Она просто отличит правду от лжи, и всё. Поэтому вы должны понять, почему вы просто обязаны быть сегодня предельно откровенны. Вы понимаете меня, обер-ефрейтор?
– Так точно, господин гауптманн, – отчеканил я.
– Очень хорошо, обер-ефрейтор. В таком случае продолжим. Распишитесь вот здесь... что вы ознакомлены с принципами теста...
Я поставил росчерк. Это уже ничего не решало.
Секурист пристально глядел на меня.
– Я должен буду задать вам множество вопросов. Независимо от их природы, вы обязаны отвечать. «Да» или «нет», больше ничего Вы знакомы с тем, в чём вас обвиняют?
– Да, господин гауптманн, я знаком с обвинительным заключением.
– Отлично. Вы ничего не хотите сказать, прежде чем мы приступим к тесту? Я вижу, вас что-то гнетёт. Не желаете, так сказать, облегчить свою совесть? Я уполномочен принимать то, что принято классифицировать как «чистосердечное признание и раскаяние».
– Господин гауптманн, я ни в чём не виноват. Мне не в чем признаваться. Конечно, если бы ко мне. . применили форсированные методы, я, наверное, признался бы во всём, что угодно. Оговорил бы тьму-тьмущую честных людей. Но ведь правоохранительные органы потому и называются правоохранительными, что стоят на страже закона, верно? Мне нечего бояться. Я говорю правду, только правду и ничего, кроме правды.
– Вот как? – хмыкнул секурист. – Ну что ж, обер-ефрейтор, я не судья и не следователь. Я всего лишь оператор полиграфа. Но не сомневайтесь, сегодня мы выясним истину. Раздевайтесь до пояса. Ботинки тоже снимите. Садитесь в кресло. Сперва нам надо будет откалибровать машину. Заодно я вам покажу, насколько она эффективна. Любая ложь, даже самая мелкая и незначительная, будет зафиксирована. И я продемонстрирую вам это. Так... устраивайтесь, устраивайтесь. Пневмографы... кардиоваскулярные датчики... электродермальные пластины... камеры слежения за глазами... всё готово. Расслабьтесь, обер-ефрейтор. Честному человеку нечего опасаться полиграфа. Если вы не виновны, мы, без сомнения, подтвердим это. Щелчки тумблеров. Что происходит на экране, я, само собой, не видел.
– Сперва, как я сказал, небольшая калибровка. Задумайте число. Запишите его на бумажку. Рядом с правым подлокотником. Задумали? Записали? Отлично. Теперь давайте сюда. Ага, «восемь». Я дописываю цифры от одного до семи слева и «девять» – справа. Теперь я буду задавать вам вопросы «вы задумали такую-то цифру?», и вы на все дадите один и тот же ответ «нет». Понятно?
– Никак нет! Господин гауптманн, но когда вы назовёте ту цифру, которую я на самом деле задумал и записал?
– Вы тоже ответите «нет». Это будет ложь. Необходимая мне, чтобы откалибровать аппарат. Всё ясно, обер-ефрейтор?
– Так точно.
– В таком случае приступим.
Он называл цифры, громко, одну за другой, но с большими интервалами, думаю, секунд по двадцать. Когда он дошёл до цифры «восемь», я слегка напрягся. Задержал дыхание. Самую малость. Чуть напружинил сфинктерные мышцы. Эти новые модели наверняка фиксируют контракции, к примеру, мышц ягодичных; подобных маневров следовало избегать.
Произнеся «девять!», секурист долго переключал что-то на своём пульте, бормотал «превосходно!», «восхитительно!» как бы себе под нос, но на самом деле так, чтобы я слышал.
– Ну что ж, обер-ефрейтор, – вышел он ко мне из-за монитора. – Поздравляю. У вас отличные реакции правдивого человека. Вы написали «восемь», мы это знаем. Когда я назвал эту цифру, вы солгали, как я вам и велел, но при этом ваше тело прямо-таки завопило «Я вру!».
Смотрите, – он показал мне большую красивую распечатку. Алые, синие, зелёные пики подпрыгивали, чуть ли не зашкаливая, против набранной серым полупрозрачным шрифтом восьмёрки.
– Видите? А теперь давайте проведём ещё одну демонстрацию. Она стара как мир, но тем не менее очень убедительна – Он достал из стола нераспечатанную колоду карт. – Вскройте, перемешайте как следует. Посмотрите, не все ли одинаковы – так в былые времена порой обманывали испытуемых. Позорная страница в истории полиграфологии, что и говорить...
Я раскрыл колоду. Она на самом деле оказалась самой обычной. Пятьдесят две карты, два джокера и две «пустышки». Я неспешно перетасовал её.
– Теперь вытяните карту. Только не показывайте мне её. И вытяните её так, чтобы вы были уверены – никакие скрытые зеркала не позволят мне подсмотреть её.
Я так и сделал. Выпала семёрка пик.
– Прекрасно. Теперь я постараюсь угадать, какую же карту вы вытянули. На все мои вопросы вы должны отвечать «нет». Итак, эта карта – с картинкой?
– Нет.
– С цифрой?
– Нет (мышцы напряжены, дыхание задержано...).
– Джокер?
– Нет.
– Туз?
– Нет.
Минутное молчание.
– Никакого сомнения, вы вытянули «цифру». Не короля, не даму, не валета. Не туза и не джокера. Так... пойдём дальше. Вы вытянули двойку?
– Нет.
– Тройку?
– Нет.
...Покончив на десятке, секурист вновь молчал какое-то время, прячась от меня за здоровенным монитором.
– Вы вытянули семёрку, – произнёс он наконец торжествующим голосом. – Теперь осталось только угадать масть... Итак, это – трефы?
– Нет.
...Конечно, он всё определил правильно.
– Семёрка пик! – провозгласил он. – Ну что, я прав, обер-ефрейтор?
– Так точно, господин гауптманн! Я ни минуты не сомневался! Я слышал, что эти новые модели полиграфов очень точны.
– Совершенно правильно слышали, обер-ефрейтор, совершенно правильно слышали! Ну, теперь вы убедились, что мы с состоянии зафиксировать даже самую малую и невинную ложь? Ложь, которую вы произнесли по моему прямому приказу? Ложь, не представляющую для вас никакой опасности? Аппарат определил всё безошибочно. Понимаете теперь, что будет, если вы солжёте в ответе на действительно важный вопрос?
