– Нет, Каролина, он меня и пальцем не тронул.
– А я очень переживала за вас. А как Дэвид переживает, лучше вам не знать. – Из трубки донесся грохот, и Мэгги догадалась, что экономка куда-то села. – Первые дни он очень злился и постоянно швырял об стену разные предметы. Потом перестал. Я иногда остаюсь здесь ночевать, так вот: хозяин все ходит ночами по кабинету, взад-вперед, взад-вперед. До самого утра свет жжет.
– А почему вы думаете, что он переживает из-за меня? – спросила Мэгги.
– Да о ком ему еще думать?! Я не видела, чтобы он смотрел на кого-то так, как на вас.
– Как его рука?
– Зажила с божьей помощью, – вновь затараторила Каролина. – Он же не станет стонать и жаловаться, но я вижу, как мучают его боли. Спасибо Господу, что они тогда вовсе не поубивали друг дружку.
– Да уж, – согласилась Мэгги.
Разговор с Каролиной не только не излечил ее душу от беспокойства, но и прибавил новых переживаний и сомнений. Из слов экономки следовало, что Дэвид тоскует по Мэгги или просто волнуется, что невольно внес сумятицу в ее отношения с мужем. Первое предположение Мэгги нравилось больше, и тем упорнее она отказывалась в него верить.
Неизъяснимая тоска охватила ее.
Теперь, когда имя Дэвида Шелдона вновь коснулось ее судьбы, уютная гостиная показалась ей жестокой пустыней, а мир и тишина, в которой не звучал его нежный глубокий голос, – проклятием.
Перед ее мысленным взором возникла картина: Дэвид медленно, очень медленно простирает к ней руки, обнимает за плечи и притягивает к себе…
Истерический смешок вырвался из груди Мэгги.
Принять домыслы экономки за подлинные чувства Дэвида! Это смешно и наивно! Для женщины ее возраста еще и глупо.
Вернувшись из супермаркета, Мэгги увидела в прихожей чемодан Эрика, с которым он обычно отправлялся на гастроли. Радость едва не задушила ее. Возможно, за то время, пока Эрик будет отсутствовать, ей удастся принять решение и гармонизировать свои желания с истинным положением вещей.
За ланчем, пока Эрик ел, Мэгги безотрывно изучала его лицо, честно стараясь отыскать хотя бы одну любимую черточку, которая могла бы оправдать наличие обручального кольца на ее безымянном пальце.
– Ты никогда не будешь счастлива, – разжевывая бифштекс, сказал Эрик.
Мэгги взглянула на него с удивлением. Об этом она давно знала, только до сих пор никто не затрагивал в разговоре с ней эту тему.
– Почему?
Эрик встал из-за стола и открыл бутылку пива. Из телевизора томным голосом призывала к любви молодая поп-дива. Эрик сделал несколько глотков, и с его лицом произошла метаморфоза. Мэгги показалось, что Эрик выглядит несколько странно и непривычно взволнован.
– В тебе, Мэгги, есть что-то такое, о чем ты сама не подозреваешь. Что-то, что заставляет страдать тебя и всех, кто касается тебя. Кто бы мог подумать! Когда я познакомился с тобой, ты казалась мне беспечным ребенком, способным лишь дурачиться. А сейчас я не могу найти в тебе эту милую девочку.
– Я ее убила, – спокойно ответила Мэгги, чувствуя, что начинает потихоньку заводиться. – Чтобы заботиться о наших детях. Кому-то из нас нужно это делать.
– Нет, Мэгги, не обвиняй меня и в этом. Я скажу тебе почему. Ты меня не любишь. И никогда не любила. Когда ты вырастешь, ты поймешь.
В его голосе звучала грусть, и это почему-то огорчило Мэгги. Эрик сказал правду. Несмотря на то что она когда-то гордилась его маленькими успехами, и многое в нем ей нравилось, она не любила его.
– Наверное, я никого никогда не полюблю, – сказала, чуть не плача, Мэгги и сама устрашилась своей откровенности.
Эрик потрепал ее по голове, словно перед ним была малышка Лиззи.
– Прости меня, детка. Придет день, и ты найдешь то, что ищешь, но тогда…
Мэгги тревожно посмотрела на него:
– Что? Что тогда?..
– Тогда твои страдания увеличатся во сто крат, и ты поймешь, что была гораздо счаст-ливее со мной, когда не знала подлинной любви.
В комнате повисла тишина. За спиной неподвижно сидящего Эрика в квадрате окна вырисовывался город, погруженный в туман.
Спустя час Эрик, на прощание запечатлев поцелуй на лбу Мэгги, выкатил на лестницу чемодан и сказал:
– Не плачь, когда продадут твою галерею, детка, и обними за меня Лиззи и Криса.
Только вечером, собираясь на прогулку с детьми, Мэгги обнаружила платяной шкаф Эрика полупустым. С полок исчезли все зимние вещи, словно муж собирался не в Калифорнию, как говорил, а в горы покататься на лыжах. Чуть позже выяснилось, что с их общего счета была снята половина сбережений.
Зачем ему понадобилось столько денег? – встревожилась Мэгги. И теплая одежда…
Страшная мысль пронзила ее мозг. А вдруг Эрик решил отомстить Дэвиду?! Деньги, чтобы купить краденое оружие, а теплые вещи, чтобы выследить и застрелить соперника.
Нет! Мэгги даже рассмеялась над силой своего воображения. Это похоже на дешевую оперетту. Эрик не бьет из-за угла. Ни за что не поверю, что ему хватит духа задумать и воплотить такое ужасное преступление.
Чтобы наверняка избавиться от сомнений, Мэгги позвонила жене барабанщика из группы Эрика и между делом спросила, в каком отеле будут жить мужчины. Джессика с нескрываемой гордостью назвала один из лучших отелей Сан-Франциско. Впервые их мужей нанял известный продюсер, у них появились деньги, и они могут позволить себе жить в приличном месте.
Мэгги успокоилась. Значит, Эрик действительно укатил в Калифорнию. Но все-таки к чему все эти свитера и куртки?
12
Слухи о разорении художественной галереи Маргарет Слейд распространился по городу с необыкновенной быстротой. Жителям по большей части не было никакого дела до того, закроется или возродится в новых руках галерея Мэгги. Их воображение будоражило другое. Дочь известного искусствоведа растранжирила его состояние и влезла в долги, из-за которых у нее отбирают галерею – плод тридцатилетнего труда ее отца Фрэнка Тидвелла.
Новость привлекла в галерею местных журналистов, бывших друзей семейства и просто зевак, которые пришли не столько побродить по залам, сколько поглазеть на непутевую Мэгги. Каждый день Мэгги была обречена выслушивать десятки длинных неискренних соболезнований от посторонних людей. С зафиксированным на лице выражением знатока каждый из них давал себе труд бродить между полотен, не читая подписей и исподтишка изучая глубокие тени под глазами сидящей за столом Мэгги.
Принимая пожелания выпутаться из печальной переделки, она чувствовала на себе злорадные взгляды и откровенное любопытство, но отделаться от них не было никакой возможности. До последнего момента Мэгги верила в появление прекрасного принца на белом коне, который скупит все экспонаты разом. Закрыть галерею ради своего душевного спокойствия, когда сохранялся малейший шанс на чудесное везение, для Мэгги было равнозначно публичному признанию в своей несостоятельности.
