Шестаков предпочел потеряться по дороге на стоянку, в то время как шумная компания обсуждала с Петуховой, в какой ресторан ехать. Уж неизвестно, как прошло вечернее мероприятие (а Носатая почти никогда не рассказывала о своих делах), но в завершение истории с ружьями Шестаков лично видел, как полезли на лоб глаза чиновника, к которому подвалила дюжина веселых мускулистых ребят. Каждый из них держал в руках членский билет Общества рыболовов и охотников города Кандалакша и хотел зарегистрировать охотничье ружье фирмы «Надворетраванатраведрова, ГмбХ», калибр 5,45.
– Отличная штука! – Толик вертел в руках винтовку. – Но для меня – бесполезняк.
– Почему? – Миша шумно прихлебывал чай, наблюдая за Мухиным и Гмызой, которые, радуясь, словно дети, разглядывали оружие.
– Да я же – зоркий сокол! Какие крысы, когда я в слона с десяти метров не попаду!
– У тебя что – плохое зрение? – удивился Шестаков. – Впервые слышу. Что, и очки носишь?
– Не. Валяются где-то дома. Я пару раз надел – тьфу! За ушами трут, на нос сползают, одна морока.
– А ты поролон проложи и пластырем закрепи, – серьезно посоветовал Витек. У Гмызы такое непредсказуемое чувство юмора, что трудно и определить, шутит он или добрый совет дает. Толик махнул рукой:
– На фиг, будут деньги – куплю контактные линзы.
– Во-во, – гогоча, поддержал разговор Витька, – я как раз недавно анекдот в газете прочитал, как дядька глаз в стакане выпил. Приходит к врачу, а тот говорит…
– Отстань, Грымза, вечно всякую дрянь вычитаешь.
Мухин посмотрел на часы:
– Мишк, ты домой собираешься?
– Вообще-то да. А ты что – опять ко мне мылишься?
– Да нет, – неуверенно ответил Толик.
– Ладно уж, поехали. Я сегодня доступен и добр. Если заплатишь половину, позволю отвезти себя домой на такси. Только, знаешь, дома есть совсем нечего. Пускай Гмыза нас чаем напоит за то, что мы его простили.
– За что? – искренне удивился Витька, которого за последние полчаса не меньше трех раз обозвали в глаза «кретином» с вариациями.
– За подозрения, мой друг, за подозрения. А сейчас хочешь сеанс ясновидения? – Шестаков закатил глаза, изображая транс. – Вижу! В кладовке! Рядом с черными ботинками! В холщовой сумке!
– Проныра… – восхищенно сказал Витька. – Когда успел?
– Метод Шерлока Холмса, – охотно объяснил Миша, выходя из транса. – Ты утром на вокзал ездил, так? Однако никого не встречал, не провожал, так? А будь я проклят, если в каждой посылке тебе не присылают домашнего сала! Ну? Оставалось только проверить догадку и уточнить местонахождение объекта. Не жмотись, угости товарищей. У Мухина в сумке, кстати, свежая буханка.
Гмыза покорно ушел за салом, а Шестаков снова вытянул ноги и, сладко зевнув, подтянул к себе газету с фотографией «Крысоловов».
Да, Петуховой, конечно, виднее, что писать, а чего и не писать о «Крысоловах». Но, черт побери, Мишка и сам был бы не прочь покрасоваться на первой полосе в заляпанном комбинезоне со связкой крыс – штук семь-десять в руке. Как вчера на «Академической». И Тане принести в лабораторию, небрежно на стол кинуть: смотри, какие мы неслабые ребята. И чтоб она ужасно здорово, по-мальчишески сказала: «Ух ты!», а потом отколола бы какую-нибудь свою фирменную шуточку – легкую, кусачую, из тех, над которыми Мишка смеялся до слез.
Шестаков улыбнулся своим мыслям. Кажется, за прошедшие 36 лет он столько не смеялся, как за последнюю неделю. Стоило им с Таней встретиться, как мир вокруг моментально превращался в детский утренник с клоунами. Из окон начинали падать пакеты с кефиром – прямо под ноги солидным тетенькам в светлых плащах; у солидных же дядечек ветром срывало шляпы; трое рабочих несли чугунную ванну, надев ее на головы, и сбивались с дороги…
Самым удивительным открытием последних дней стало то, что Петухову-то, оказывается, тоже зовут Таней! Как это странно, когда одинаковое сочетание четырех букв может принадлежать совершенно разным людям и вызывать абсолютно разные ассоциации… Шестаков, сильно смущаясь сам себя, даже позволил себе немножко попоэтизировать.
Сильно пересеченная и плохо изученная местность с повышенной вулканической деятельностью, готовая в любой момент порадовать новорожденным грязевым гейзером, носила имя «Петухова Татьяна».
Смышленый зверек, сидящий на плече и щекотно кусающий за ухо, назывался просто «Таня».
«Ты влюбился, старый болван!» – строго говорил себе Миша. И улыбался.
– Ты влюбился, Рэмбо? – спросила позавчера Носатая. Он пожал плечами.
– Ты влюбился, – заявил Мухин, наблюдая за ним.
– С чего ты взял?
– Ты сейчас улыбаешься, как Гмыза, – сказал мстительный Толик.
– Ага, – рассеянно отозвался Миша. – А что это там за шум?
Крысы снова двинулись вперед. Голод и злоба подгоняли их. Голоса людей уже почти не пугали. В несколько прыжков самцы оказались в коридоре. Еда была уже совсем близко, когда они услышали приближающиеся шаги. Человек открыл дверь…
Великий закон литературы был нарушен. Не одно, а целая дюжина ружей, правда, не висела на стене, а лежала в красивом ящике. Ни одно из них не выстрелило. Во-первых, потому, что новехонькие, в заводской еще смазке близнецы были попросту не заряжены. А во-вторых, несчастный Виктор Гмыза в своем внезапно народившемся кошмаре о них и не вспомнил.
Что увидел он? Из каких дебрей сознания выползла ненависть, толкнувшая обыкновенного человека на дикое, абсолютно немотивированное убийство?
Первая же экспертиза признала Виктора Васильевича Гмызу, 1970 года рождения, невменяемым. Сейчас это – тихий, невредный умалишенный, без каких-либо проблесков сознания, навсегда застрявший между своим подземным кошмаром и реальностью. Обычно он сидит на стуле около кровати, практически не реагируя на окружающее. Не отвечает на вопросы, лишь иногда робко улыбается. Постоянно находится в одном из стационаров города. Единственная неприятная черта больного Гмызы, доставляющая немало хлопот медперсоналу: он не признает уборных и постоянно справляет нужду около своей тумбочки.
Показания свидетеля Струмова-Рылеева в дело об убийстве не вошли. Младший научный сотрудник Института цитологии АН России утверждал, что помешательство гражданина Гмызы вызвано каким-то веществом, переносимым крысами.
Вопросы. Вопросы. Десятки безответных вопросов-загадок. Откуда в руках у Гмызы оказалась эта злосчастная стамеска? Откуда она взялась? Никто из работников метрополитена станции «Политехническая» не признал этот инструмент своим.
Как нужно напасть на человека, чтобы с ходу повредить ему сонную артерию? Врачи утверждают: в случае, когда потерпевший молодой здоровый человек, это – чистая случайность, плюс страшной силы удар. Михаил Иванович Шестаков, 1960 года рождения, по мнению тех же врачей, был безнадежен и умер через семь-восемь минут после нападения. Причина смерти – острая коронарная недостаточность, как результат обширной кровопотери.
