— Ага!
Она нашарила небольшой круглый медальон, на первый взгляд — совсем простой, обычный «оберег», какими во множестве торгуют на рынках совсем низко павшие адепты — а зачастую просто шарлатаны. Сорвала окровавленную цепочку, размахнулась, швырнула амулет на пол и, словно добивая врага, ударила в кругляш остриём клинка. Крышка треснула, металл вспыхнул, словно в унисон, хриплым рёвом отозвался демон:
— Кройон! Бежим!
В ответ раздалось только жуткое рычание, перемежающееся клацаньем зубов и каким-то подозрительным хлюпаньем.
— Ты-то мне и нужна, — прошипел кто-то ей в ухо, и закованная в железо рука попыталась подсунуть нож к её горлу. Правда, саму эту руку покрывала кровь, остриё клинка дергалось и дрожало, словно в лихорадке, и, прежде чем лезвие успело глубоко погрузиться в плоть, Стайни резко отмахнулась собственным мечом. Короткий вскрик, бульканье, и тяжесть рухнувшего тела в доспехах почти прижала бывшую Гончую к полу. Оружие Стайни рассекло неудачливому поимщику шею, однако его живот был уже и так разворочен — на ногах его могла удерживать только магия.
— Кройон! Помоги!
— Ур-а-а-гхххх…
Потрескивая, ровно горели рухнувшие балки. В дыру над головой равнодушно заглядывали звёзды. Стайни сбросила с себя мертвеца, пошатнувшись, шагнула к гротескной, замершей, словно горгулья на соборе, фигуре демона. Тот сидел на корточках и, словно чудовищная белка, деловито выгрызал человеческую плоть из железной скорлупы нагрудника.
— Кройон… — Гончая всхлипнула, выпустила меч, положив обе раскрытые ладони на покрытую чем-то тёплым и скользким чешую. — Приди в себя. Ну, пожалуйста. Приди в себя, и пойдём отсюда. Пока не явились подкрепления.
— Мрругха-аагх…
— Сейчас, сейчас помогу… — она лихорадочно зашарила по мёртвым телам, обильно пачкаясь в чужой крови. — Вот ещё один, получай!
Меч Гончей обратил в ничто ещё один амулет, поспешно сорванный с трупа кого-то из нападавших. Демона сотрясла жестокая судорога, но занятия своего он не оставил.
Не помогало. Ничего не помогало.
— Кройон, — из уголка глаза Стайни выкатилась самая настоящая слеза. — Пойдём, прошу тебя. Пойдём. Тёрну нужна помощь. И Ксарбирусу. И даже сидхе, пусть она и ненавидит меня. Керван гибнет, мэтр! И ты один можешь его спасти.
Эта патетическая, в лучшем стиле древних трагиков тирада, как ни странно, подействовала лучше всякой магии.
— К-керван? — прохрипел-прорычал Кройон, облизывая покрытые чужой кровью губы длинным вибрирующим языком. — Керван погибает?.. Гррр! Сейчас, храбрая, сейчас. Вот только закончу трапезу.
— Давно ли ты стал лакомиться человечиной, мэтр? — Стайни не отстранялась, напротив, чуть ли не всем телом прижималась к горячей чешуе.
— Ч-что? — демон впервые взглянул на девушку. — Я? Достойная забыла, что я, поэт и художник, неподвластный постыдному зову плоти, я…
— У тебя в лапе, — перебила Гончая, — человеческая нога. Ты даже не потрудился снять с неё сапог.
Кройон вскочил, взвыл, отшвырнув страшное яство. Взгляд демона прояснялся. Гончая тоже увидела разбросанные среди переломанных досок и остатков полусгнившей мебели самое меньшее дюжину растерзанных, разорванных на куски тел. Все — в доспехах, с короткими мечами или палицами, какими удобно биться в замкнутом пространстве, все — в глухих шлемах с опущенными забралами. На железных щеках тускло горели, угасая и исчезая, нанесённые призрачно-голубым цветом руны.
— Орден Чаши, — без тени сомнения бросила Гончая. — А теперь бежим, мэтр, бежим! Чашники ошибаются только один раз. Вторично — никогда.
Демон только простонал что-то невнятное. Однако же подчинился, дал Стайни увести себя за руку, вернее — за лапу, словно ребёнок.
Стены злополучного дома наполовину обвалились, крыша просела, внутри лениво облизывался огонь, не спеша разгореться. Остро и едко пахло какими-то алхимическими снадобьями.
Тупик оставался мёртвым — но где-то рядом, на соседней улице, кто-то уже завопил «пожар!», кто-то заверещал дурным голосом. Торопилась стража, сейчас высыпят добропорядочные горожане — нет страшнее бедствия, чем разгулявшееся пламя. Кроме Гнили, конечно.
…Стайни с трудом после могла вспомнить, как же они сумели выбраться из Феана. Наверное, всё-таки спас начавшийся пожар, с моря внезапно налетел ветер, раздувая лихое пламя.
Кройон, казалось, едва держится на лапах. Голова демона болталась из стороны в сторону, язык вывалился из нечистой пасти. И только когда двое беглецов очутились далеко от городских стен, в глухой чаще, достойный мэтр дал волю отчаянию.
Он рыдал. Он катался по траве, вырывая её с корнями, Он выл так, что казалось, сейчас сюда сбегутся все терции Вольных городов. Он объявлял себя навеки опозоренным. Ему оставалось только разорвать написанные им холсты, предать пламени свитки созданных поэм — ибо какой же из него поэт, какой художник, если он осквернил себя пожиранием человечины?!
Гончая даже не пыталась его утешать.
Наконец рыдания демона стихли. Тихонько постанывая, он побрёл к недальнему ручейку, долго и ожесточённо там булькал, орудуя острой веткой, чистил зубы.
— Орден Чаши, — безо всяких предисловий встретила его Стайни, когда мэтр закончил, наконец, своё омовение. — Мы столкнулись с чашниками.
— Мне это ничего не говорит, — буркнул Кройон, как всегда, в минуту сильного волнения забывая о собственной «недостойности». Физиономия демона выражала крайнюю обиду — похоже, что его душевные терзания Гончую нимало не взволновали.
— Зато говорит мне, — оборвала его Стайни. — Мастера немало рассказывали о них в Некрополисе. Орден Чаши — охотники за неведомым. Самые жадные и самые алчные собиратели всевозможных магических диковинок в нашем мире. Любых диковинок. В том числе и живых.
— Но из кого он состоит, этот орден? Чего хочет, чего добивается? Какими силами располагает? — Кройон явно делал над собой усилие.
— О чашниках можно рассказывать очень долго. Во-первых, это самый старый из истинных, рыцарских орденов — так, во всяком случае, утверждали мои Мастера.
— А что, есть и неистинные? — вяло осведомился демон.
— Есть. Но настоящими считались три — Чаши, Солнца и Розы. Был ещё и четвёртый, орден Правды, но о нём давным-давно ничего не слышно.
— Если не слышно, то и говорить нечего.
— Хорошо. Орден Чаши, чашники, прославился охотой за магическими артефактами. Якобы подобные вещи, попадая «не в те руки», способны причинить огромные бедствия. Впоследствии подобная практика распространилась и на «одушевлённые артефакты», если можно так выразиться: чашники стали гоняться за «природными магами», как они это называли, за людьми и нелюдью, способными на многое безо всякого обучения.
— Весьма походит на наш случай, не так ли, многодостойная? — воодушевился демон.
