Я в плену, застучало в висках, отразилось на внутренней поверхности век. Снова неволя. Цепи, кнут, петля. Яд. Они так любят яды, эти люди, так гордятся своей властью над изуродованными, искажёнными, насильственно сведёнными вместе элементами когда-то живого, гармоничного, пребывающего в ненарушенном единстве всего со всем, от мельчайшего до великого. Люди сильны в составлении отрав. Этого у них не отнимешь.
Она попыталась пошевелиться. Нет, эти пленители оказались куда предусмотрительнее неудачной Гончей. Нэисс приковали за щиколотки и запястья, накинули обруч на шею и железную змею кольчужного пояса с замком вокруг талии. Стражевая ветвь, которую не догадалась — или не сообразила — отнять Гончая Стайни, разумеется, на сей раз исчезла бесследно.
Она опять проиграла. Врагу пострашнее Некрополиса — или, во всяком случае, поумнее, что немедля делало его также и куда опаснее.
Нэисс постаралась застонать не так громко. Наивная! Притащилась в этот самый Феан, в грязный людской городишко, решив в одиночку, силой лишь стихийной магии освободить дурачка-дхусса, натянуть нос этой гордячке Гончей, похоже, возымевшей на него виды и уже выбросившей из головы весь собственный позор, как ползла к Тёрну на коленях, окровавленная, умирая от её, Нэисс, Игл-до-Сердца.
Её стона словно бы ждали. Крышка грубо сколоченного ящика откинулась, заблестели факелы, над сидхой склонились безликие тёмные фигуры в карикатурно-просторных капюшонах — так всегда изображали мага в учебниках для страдальцев Дир Танолли, когда требовалось показать положение накладывающего заклинание относительно магического круга или выложенных рун.
Она не могла ошибиться — в Феане Нэисс сражалась совсем с другими.
— Сидха, — проговорил глубокий, сильный голос. — Я не люблю пустых слов и тем более пустых угроз. Вдобавок у меня очень мало времени. Нам не нужна твоя жизнь, твоя кровь или твои муки. Всё это нам есть у кого взять. — Говоривший сделал паузу, словно ожидая, что сидха ответит.
Нэисс молчала. Поджилки у гордой обитательницы лесов тряслись. Это не деревенька таэнгов, теперь никто не придёт на помощь — скорее всего, Тёрн и сам пленник этих же тварей, если вообще ещё жив. Остались, конечно, Гончая с демоном, но что они могут? Тем более что эта Гончая — уже не боевая машина, не живой голем Некрополиса, а обычная человеческая девчонка, с только чуточкой оставшихся способностей — видать, не все эликсиры ещё вымыло из крови.
Человек да идеалист-демон, смешной поэт — ну и парочка.
Да, от таких только и остаётся ждать геройских подвигов в стиле «красиво умереть».
— Что вам нужно?
Ой. Это я говорю? Мои губы? Мой язык, моя гортань? Ну да, да, конечно. Именно язык, гортань, связки, всё прочее. Мясо. Душа моя молчит. Это корчится от ужаса слабая плоть. Но душа истиннорождённой сидхи тверда, подобно адаманту.
…Сейчас Нэисс совершенно искренне не помнила о случившемся в храме Феникса. Искренне и честно не помнила.
— Очень рад, что слышу твои слова, — говоривший слегка поклонился. — Нам нужны сведения. Точные сведения об одной персоне, с каковой ты, сидха, волею непрорицаемой судьбы оказалась близко знакома.
— К-какая персона?
— Дхусс, именующий себя Тёрном. Его истинное имя пока что неведомо даже нам.
Конечно. Что же ещё?
— Дхусс, именующий себя Тёрном, и впрямь был моим спутником. — Им это известно и так, к чему запираться?
— Замечательно. Всегда пребывал в высоком мнении об уме вашего народа, досточтимая сидха.
— Если я досточтимая, то нельзя ли что-нибудь сделать с этим? — Нэисс напоказ погремела оковами.
— Досточтимой сидхе достаточно будет проявить ещё лишь самую малость доброй воли, и причиняемые ей неудобства будут не только незамедлительно устранены, но и компенсированы, — теперь человек в капюшоне казался самой любезностью. — Принимаемые меры, учитывая высокие таланты досточтимой сидхи в магических практиках, — печальная, но необходимая дань нашей безопасности.
— Тогда спрашивайте, — капризно сказала сидха. — Мне уже надоело так.
— Спросим. Как произошло знакомство досточтимой с упомянутым дхуссом?
Что ж, нормальный вопрос. Немножко косноязычно задан, но какое ей дело? Правда ведь ничем не повредит Тёрну, верно?
Нэисс принялась рассказывать.
Люди в капюшонах слушали, их предводитель время от времени останавливал Нэисс, что-то переспрашивал или уточнял — ровным, спокойным голосом с тем же странноватым набором слов.
— Итак, он излечил Гончую Некрополиса? Получившую четыре успешных Иглы-до-Сердца?
— Да. Нельзя ли, наконец, снять это? Мне кажется, я проявила достаточно доброй воли!
— Можно, — с небольшой паузой ответил человек в капюшоне.
Сидха облегчённо вздохнула — её вытащили из ящика, подставили тяжёлый резной стул с высокой спинкой, позволили сесть у небольшого круглого столика, покрытого тонкой резьбой: руны показались Нэисс знакомыми. И точно! Именно их Тёрн называл «рунами Гидры».
Кому она попала в руки? Кто это такие? Не чашники, точно. Солнце? А зачем им дхусс по имени Тёрн?
— Еды? Питья? — с претензией на участливость осведомился безликий собеседник сидхи.
Нэисс покачала головой, давно усвоив этот человеческий жест.
— Спрашивайте дальше. Я хочу выбраться отсюда.
— Похвальная откровенность, похвальная. — Кажется, губы под капюшоном кривились в подобии недоброй улыбки. — Как же именно он излечил Гончую? Уверена ли ты, сидха, что излечил именно он, а не бесовские, демонические эликсиры, коими так напичканы эти извращения людской природы? Раз уж она не сдохла сразу, поражённая твоим оружием?
— Я… — сидха осеклась, признаваясь себе, что никогда об этом не задумывалась. А ведь и верно, обычно-то хватало одной-единственной Иглы-до-Сердца, чтобы прикончить самого дикого или опьянённого кровью зверя. Гончая получила четыре Иглы и осталась жива. Во всяком случае, смогла взобраться вслед за сидхой по неприступной, отвесной скале — как?!
— Прекрасно видеть следы сомнения, подталкивающего к размышлению, — донеслось из-под капюшона.
— Н-нет, — наконец выдавила сидха. — Её вылечил именно дхусс. Я уверена. Я… чувствовала.
— Расскажи во всех подробностях, — потребовали у неё.
Нэисс повиновалась.
Руки Тёрна, его пальцы, ломающие окровавленную иглу, так и не дошедшую, как оказалось, до самого сердца. Сухое потрескивание, крохотные жемчужные искорки, пробегающие по груди поверженной…
— Жемчужные, ты говоришь, сидха? Не жадеитовые, не опаловые, именно жемчужные? Это очень важно, гостья.
— Жемчужные, — кивнула Нэисс. — Я уверена.
— Продолжай.
