Уже лучше.
— Тогда садись да рассказывай, — потребовал кондотьер. — Кто такая, откуда, что тут делаешь? Дозорные мне докладывали — мол, ни одной живой души, ни дольинцев, ни меодорцев, словно Белый мор прошёлся.
— Скорее уж Гниль поработала, Беарне, — негромко произнёс новый голос.
Обступленная со всех сторон наёмниками, Алиедора невольно обернулась к говорившему. Обвешанные железом, все средних лет, здоровенные и ражие доарнцы как-то очень быстро и поспешно расступились, пропуская человека в плотном плаще до пят, с длинным посохом, словно у мага из детской сказки. Верх лица скрывал тяжёлый капюшон. Он казался молодым, во всяком случае, если судить по гладкому, лишённому растительности подбородку, но шагал тяжело, слегка приволакивая правую ногу.
— Метхли, — кондотьер по имени Беарне поднялся, словно перед командиром.
— Гниль, Гниль, — Метхли повёл головой, словно оглядывая всех из-под низкого края капюшона. Наёмники жмурились и отводили глаза. — Тут поработала Гниль. Чудовищный прорыв, давно такого не видывал. Ничего живого.
— Не совсем, — ухмыльнулся Беарне. — Вот, Метхли, гляди, кого я тут словил!
Скрытое тяжёлой тканью лицо обернулось к Алиедоре — безо всякого интереса, совершенно равнодушно.
— Ну, значит, вы сегодня хорошо повеселитесь, господа благородные кондотьеры, — бросил человек в капюшоне.
— Бает, что из Меодора…
— Ясное дело, Беарне, откуда ж ей ещё взяться? Мы шли по целине. Сними допрос, а потом делай с девкой что хочешь. Только чтобы она не слишком вопила. У меня очень чувствительный слух.
Метхли повернулся и, постукивая посохом, двинулся прочь. Наёмники растерянно глядели ему вслед.
Беарне взглянул на скорчившуюся, сжавшуюся в комочек Алиедору, и доньяте показалось, что в глубине жёстких глаз мелькнуло нечто вроде сочувствия. Кондотьер запустил всю пятерню в густую бороду, местами украшенную хлебными крошками, и скривился.
— Могучий маг Метхли, но иногда как завернёт… — пожаловался он, ни к кому в отдельности не обращаясь. — Не бойся, девка. Ничего мы с тобой не сделаем… против воли твоей. Чай, не звери. Не дольинцы.
Судя по недовольному ропоту за спиной Алиедоры, эту точку зрения разделяли далеко не все соратники Беарне.
— Вы же меня не тронете? — вырвалось жалобно-жалкое, и доньята тотчас изругала себя — она показывала слабость, а это только распалит доарнский сброд.
— Не тронем, не тронем, я же сказал, — нетерпеливо бросил кондотьер. — Говори давай толком, что да почему. Коль идёшь с меодорской стороны: что там с дольинцами? Где они, сколько их?..
Алиедора взялась отвечать, как могла подробно. Беарне слушал, кивал, временами переспрашивая; он уже не казался таким страшным, и Алиедора готова была простить ему всё, начиная с нечистой бороды и кончая запахом давно не мытого тела (тут она и сама хороша!).
Кто-то сунул ей кусок хлеба, потом на столе появилась глиняная миска с дымящимся варевом — наёмники не теряли времени даром.
— Значит, нет никого до самого Артола… — Кондотьер казался разочарованным. — Пусто, говоришь, и снегом занесено? И Артол вконец разорён, никогда такого не видывала? И народишко разбежался? Ничего себе. Так чего ж мы туда лезем-то?
Раздался одобрительный гул.
— Зима наступает, а впереди — пустыня снежная! — буркнул кто-то за спиной Алиедоры. — Дольинцы невесть где! Куда прёмся?!
Беарне досадливо тряхнул головой.
— Хорош языками чесать! Плату взяли? Взяли. Отработаем. Мы не наёмники, мы — кондотьеры, забыли?! Так, а ты чего уши развесила, Лайсе из замка Ликси? Дуй отсюдова! Мужчины говорить станут. Миску забирай и прочь, прочь поди. Потом решим, что с тобой делать…
Алиедора решила, что совет разумен. Лучше всего и впрямь убраться с глаз долой от полутора десятков разгорячённых, раздражённых перспективой марша через мёртвые снежные равнины наёмников, именующих себя красивым словом «кондотьеры».
Полдня она провела в разбитом людьми Беарне лагере. Пряталась от чужих жадных взглядов и, как могла, прятала своего скакуна, хотя такого красавца ж разве спрячешь?
Светило миновало зенит, быстро накатывали стремительные зимние сумерки. Укрывшись в почти целом доме на самой окраине села, Алиедора подбросила дров в весело потрескивающую печку и протянула руки к огню. Гайто она, не чинясь, завела внутрь, хотя и с немалым трудом. Но теперь жеребец весело хрумкал сеном и, явно приободрясь, временами косился на маленькую хозяйку.
— Всё будет хорошо, — сонно пробормотала Алиедора, отставляя вычищенную до блеска миску. — Всё будет хорошо…
Сон накатывал необоримой волной. Что там случится завтра, через день, спустя седмицу — неважно. Голодовка кончилась, по телу разлита блаженная сытость.
…И ведь попалась же именно так, тетеря! Проспала, и на этот раз не случилось рядом Беарне, для которого слова «кондотьерская честь» не пустой звук… Её схватили точно так же, сонную. Схватили, завернули руки и принялись деловито стаскивать одежду, зажав рот потной от вожделения, заскорузлой ладонью. Алиедора мычала и отчаянно брыкалась, но эти доарнцы тоже отлично знали, как следует управляться со строптивицами. Несколько мгновений спустя доньята уже лежала на полу со спущенными портами, открыв жадным взглядам всё самое сокровенное.
— А ну-ка, дева, счас мы тебя ущучим… — просипел один из наёмников — всего на доньяту навалилось аж шестеро.
Рот Алиедоры был заткнут какой-то тряпкой, руки жестоко скручены; она могла лишь судорожно дёргаться, словно выброшенная на берег рыба, перед тем как добытчик огреет её веслом.
«Ну, Гниль, милая моя, родная, где же ты? Пришла на помощь в «Побитой собаке», а теперь, видать, бросила?!»
Доньята изо всех сил завертелась, глаза раскрылись широко-широко, в полном отчаянии созерцая ухмыляющуюся бородатую рожу наёмника, успевшего скинуть штаны, и тут…
— Прекратить, — произнёс негромкий голос. Властно стукнул подбитый железом посох.
Насильники замерли. Самый ретивый, что со спущенными штанами, так и застыл, качая напряжённым мужским достоинством.
Маг по имени Метхли встал рядом со связанной Алиедорой, по-прежнему не снимая тяжёлого плаща и не откидывая капюшона.
— Прекратить.
— Ты, господин чародей, в наши простые дела не встревай, — просипел бесштанный кондотьер. — Девчонку затянули, то ж дело военное. Было так всегда и будет. Оставь нас, почтенный. Мы тебя слушаем, ну а теперь и ты к нам тоже снизойди.
— Глупцы, — не повышая голоса, сказал Метхли, слегка усмехнувшись. — Эта девчонка нам нужна целой и нетронутой. Девственной. Поищите себе других развлечений. Например, можете склонить к любовным утехам жеребца сей юной особы.
Кто-то из наёмников сделал короткое движение, не стерпев обиды; Метхли резко выпрямился, обеими руками отбросив на спину капюшон.
