Они не останавливались в домах, ночевали всегда и только под открытым небом. Латариус самолично ставил небольшой, но плотный шатёр, разжигал походную жаровню, кидал в неё какие-то странные, явно алхимического происхождения кусочки вместо топлива. Жаровня раскалялась мигом, старый Мастер сбрасывал плащ, устраивался, протягивая руки к пышущим железным бокам.
— Ешь. — И на низком походном столике оказывались мёрзлый хлеб, солонина, сушёные фрукты, простая, если не сказать грубая еда.
— Пей, — Мастер Латариус никогда не употреблял чистой воды. Только какие-то напитки из плотно закупоренных деревянных фляг. И — удивительное дело! — пары глотков хватало, чтобы не чувствовать жажды полдня, а то и больше. Почему так, почему нельзя хотя бы растопить снега, которого вокруг — завалы великие и поля необозримые, Алиедора благоразумно не спрашивала. Она вообще старалась поменьше задавать вопросов. Она смотрела и слушала.
Латариус же, в свою очередь, словно и не замечал молчаливости доньяты. Сам он говорил за двоих, много, охотно и обо всём. О погоде, зиме и Высоком Аркане. Долье, Меодоре и Доарне. Со стороны казалось — немолодой, повидавший жизнь дядюшка везёт любимую племянницу в столичный град.
… — Война, конечно, дело ужасное, особенно когда смерть не познана, не изучена и люди пребывают в гибельном страхе перед нею. Поэтому Некрополис так долго проявлял сдержанность, не отвечая на явные наскоки Высокого Аркана. У нас правило — бить, так бить, один раз, а не мучить без нужды. Теперь Долье ещё долго не сможет ни на кого нападать. А мы? Мы уйдём за Сиххот. Во имя восстановления равновесия.
…Война, как я уже сказал, ужасна и подлежит осуждению. Нельзя заставлять воинов идти на смерть, когда они не понимают, что ждёт их после. Пока мудрость и магия не открыли нам секреты небытия — как можно вести людей в сражения? Ты скажешь, что они охотно идут сами, что они не понимают… и будешь права, но в Некрополисе думают по-иному. Мы не понуждаем наших подданных идти на войну. Для этого у нас есть… мертвяки, как их называют за Сиххотом. Идеальные воины. Не знают ни страха, ни сомнений, выполняют приказы без колебаний, ни во что не ставят собственное существование. Высокий Аркан, кстати, придерживается подобной же точки зрения. Там вместо армии, как высокородная доньята уже имела сомнительное удовольствие убедиться, мёртвые големы. Машины, приводимые в действие Камнями Магии. Адепты Аркана не доверяют простонародью. Тебе известно, что носить оружие там могут лишь благородные?
Алиедора кивнула. Что-то подобное, в совсем иной жизни, ей кто-то говорил… кто именно — она забыла. Честно забыла, не только имя, но и лицо.
— Так что пусть уж лучше големы сражаются против наших зомби, чем пахари режут друг дружку, — с немалым удовлетворением закончил свою тираду Латариус. Закончил — и выразительно поглядел на Алиедору.
А та сидела, наслаждаясь теплом от походной жаровни, и думала совсем о другом.
О силах, что ведут её по заранее начерченной тропе. О том, что все, ну буквально все, с кем она сталкивалась, знали, кто она такая. За исключением доарнцев, ну так и у них сыскался трёхглазый Метхли, быстро сделавший нужные выводы.
Ты действительно особенная, доньята. Есть с тобой силы или нет. Но чего-то ты будешь стоить, только если обретёшь своё собственное, чего не отнять никаким драконам.
Своё. Собственное.
Слова медленно проворачивались во рту, Алиедора смаковала их и понимала, что всё ею сделанное раньше было зря. Она бежала — а надо было нападать. Она говорила себе всякие правильные вещи — и сама же поступала наоборот. Дралась, только если её загоняли в угол.
Нельзя защищаться. Надо нападать. Ты поняла один закон, Алиедора, но не до конца. И оттого оказалась там, где оказалась.
— Мастер Латариус…
— Да? — с готовностью откликнулся старик.
— Та… женщина, что привела меня… она ведь… особенная, так?
— Умница! — всплеснул руками Мастер. — Зришь в корень. Ты видела, моя дорогая, вершину того, на что способна магия Некрополиса. Ты видела Гончую.
— Гончую? — вздрогнула Алиедора. О них что в Долье, что в Меодоре ходили самые страшные россказни.
— А-а, ты о них слышала, — с удовлетворением заметил Латариус. — Слышала, конечно же, всякий вздор. Оно и понятно, мы сами его распространяем. Слухами земля полнится, а страх разит ничуть не хуже мечей.
— Говорили… это чудовища… пожирающие детей…
— Вздор, моя милая, полный и совершеннейший вздор. — Мастер замахал руками. — Конечно, Гончие… м-м-м… своеобычны. Их с другими так просто не сравнишь. Но пожирать детей? Для чего? Если даже и принять каннибализм как один из способов питания, нельзя не видеть, что…
— Мастер?
— Прости великодушно, благородная доньята. Забываюсь и начинаю вещать, словно среди соратников. Видишь ли, мы в Некрополисе стремимся к упорядоченности всего, что мы делаем. Чтобы любое наше… творение, — кажется, Латариус хотел сперва произнести совсем иное слово, — исполняло бы на него возложенное наилучшим образом. А для того, чтобы Гончие делали своё дело по-настоящему, им потребно совсем иное. А вовсе не пожирание младенцев.
— Они и в самом деле могут летать?
— Летать? Ох, насмешила, благородная доньята. Нет, любезная моя Алиедора, на сие не способен никто из живущих. Говорят, величайшие маги могли проделывать такое во времена владычества Семи Зверей… но про те времена чего только не болтают. Конечно, Гончие куда совершеннее простых людей. Если захочешь, убедишься в этом сама.
— Как это делается? Им… дают силу?
Латариус ответил не сразу, несколько мгновений с необычной пристальностью смотрел на Алиедору, словно прикидывая, как лучше сказать.
— В том-то и дело, что нет, — медленно проговорил он, точно взвешивая каждое слово. — Заёмного легко лишиться. Силы у Гончих не отобрать. Никак. Они с ней до самого конца. Во всяком случае, в анналах Некрополиса ничего подобного никогда не отмечалось. Гончая — оружие само в себе. Войско, в котором только один ратник. Она сражается самыми разными способами. Цель должна быть достигнута, всё остальное неважно. Может биться мечом и кинжалом, стрелой и ядом, огнём и голыми руками. Одинокая Гончая справится с отрядом в два, а то и три десятка хорошо вооружённых латников. О, гляди-ка, как глаза-то у тебя загорелись, благородная доньята! Спрашивай, спрашивай ещё. Всё расскажу. — И Латариус подмигнул Алиедоре.
— Но… это ж, наверное… надо учиться годы и годы, с самого детства…
— Начиталась сказок, — фыркнул Мастер. — Годы и годы изнурительного труда — для простаков, кто не умеет обходить Безымянными воздвигнутые стены… А? Что? Безымянные? Ну да, ну да, тебя ведь воспитывали в строгой вере. Ом Прокреатор, всё такое — но про Безымянных расскажу после, это предания сидхов. А Гончие — это шедевр. Это монумент человеческому могуществу, гимн его знанию, его способности побеждать косную природу, — Латариус заметно разгорячился. — Мы берём тело, обычное тело обычного человека и обучаем его тому, что оно якобы никогда не сможет сделать. Мы соединяем слабую плоть и последние достижения алхимии, магии вещества с магией крови! Мы творим новое, не только мёртвое, как наши зомби, но живое, доньята Алиедора, живое!
