— А у вас было много мужей?
— Ни одного. Кроме Олега. Я хочу, чтобы двадцатого августа на этот вернисаж пришли вы. И сыграли роль моего… близкого друга. Даже хорошо, что у вас вышла стычка в «Игларе», это еще больше разозлит его.
— Зачем же играть? — спросил Сергей. — А нельзя нам в самом деле стать… близкими друзьями, как вы изящно выразились?
— Вас так заботит половой вопрос? — улыбка скользнула по ее лицу. — Хотя все мужчины одинаковы: немного помешаны на этом.
— А женщины?
— Мы более спокойные существа.
— Ладно, давайте выпьем на брудершафт и перейдем на «ты», — предложил вдруг Сергей. — Не могу же я, как друг, все время говорить вам «вы».
— Не мытьем, так катаньем? — она вновь улыбнулась. — Ну что с вами поделаешь, давайте.
Сергей опустился рядом с ней на одно колено, они переплели кольцами руки, выпили шампанское, и он полез целоваться. Чувствуя податливость губ Полины, он крепко обнял ее за плечи, прижимая к спинке кресла. Не отрываясь, нащупал пуговички на платье.
— Не надо… — прошептала она. — Потом… не сейчас…
— Когда? — также шепотом спросил он.
Полина чуть отстранилась от него, взгляды их встретились. Он готов был поклясться, что в ее глазах играет бесстыжий желтый огонек.
— Скоро… подожди немного, — ответила она. — Я не могу так сразу.
— Но когда? — нетерпеливо повторил Сергей.
— Там, на вернисаже, в нашем загородном доме… Обещаю тебе.
— Ловлю тебя на слове. Не обмани. — Он разжал объятия, потом неохотно пересел на свое место.
— Еще ни разу в жизни никого не обманывала, — сказала Полина, поправляя прическу. — А ты мне действительно очень нравишься. И я не ошиблась в тебе.
— Я сделаю все, что ты попросишь. Но до двадцатого августа еще целых десять дней! Кстати, какая форма одежды: смокинг, фрак? Много будет народу?
— Человек двадцать. Но дом настолько большой, что в нем можно заблудиться, — ответила Полина и добавила: — Мы найдем укромный уголок, Сережа.
— А нукеры не будут в меня стрелять?
— Не волнуйся, никто тебя пальцем не тронет, потому что ты — мой гость.
— У меня тоже к тебе маленькая просьба, Поля, — вспомнил Сергей. — Может быть, и ты поможешь мне в одном деле. Мне нужна красивая брюнетка, от которой будет исходить запах жасмина и которая просто попадется на глаза некоему старичку. Но об этом мы поговорим потом, после вашего вернисажа.
— Хорошо, — кивнула она головкой. — А теперь мне пора идти.
— Я провожу тебя до метро.
— Сережа! Какое метро? Я сто лет не спускалась под землю. Тут у подъезда моя «тойота».
Но он все же сошел вместе с нею вниз, поцеловал подставленную матовую щечку и смотрел, как она выруливает на дорогу. Полина помахала ему рукой. «Бедный Сережа, — подумала она, взглянув на свое отражение в зеркальце. — Как легко и просто он лезет в петлю. Ну что же, такова судьба». И прежде чем выбросить его из головы, она решила: «Надо хотя бы доставить ему удовольствие напоследок».
Глава тринадцатая
В ВОЙНЕ БАНКОВ БУТЫЛКАМИ НЕ БРОСАЮТСЯ
К пяти часам Сергей приоделся и отправился на Преображенскую площадь к своей бывшей супруге на встречу с бывшим же тестем Василием Федоровичем. Тот уже играл с любимой внучкой на ковре в большой комнате. Сергею было интересно понаблюдать, как один из прежних столпов КГБ, а ныне начальник секретной службы могущественного Рос-Линкольнбанка передвигает игрушечный паровозик по железной дороге, пыхтит, гудит и подражает стуку колес.
— А зайцев возите? Возьмите меня с собой, — попросил Сергей.
— Всех берем, — согласился Василий Федорович, а Танечка радостно добавила, хлопая дедушку по плеши:
— Даже лысых!
— Хочешь укусить чего? — спросила Катюша, также наблюдавшая за веселой возней.
Вообще это была умилительно семейная картина: дед, внучка и счастливые родители, — если бы не незримо маячившая в квартире тень деликатно удалившегося Федоси, чье материальное присутствие выдавали сушившиеся на батарее носки.
— Нет, я на диете, — отозвался Сергей, у которого слегка защемило сердце. — Но кофе выпью.
— Тогда пошли на кухню, не будем им мешать.
Сергей отправился следом за ней, а в дверях заметил:
— Этот поезд — в никуда. Машинист-то по кругу возит, хитрюга. Наверное, коммуняка проклятый.
— Точно, — подтвердил невозмутимый Василий Федорович, привыкший к подобным шпилькам. — Красно-коричневый агент КГБ.
— А кто это такой — кагебе-е-е? — вскинула головку Танечка.
— Это тот, на которого все шишки еловые валятся, — пояснил Сергей. — Потому что больше валить не на кого. Вон дедушка тебе объяснит получше.
Он сидел на кухне, прихлебывая кофе со сгущенным молоком, и смотрел на пепельнокудрую Катеньку, которая переживала в свои тридцать лет какой-то необычный расцвет. Она сильно изменилась: та юная, смешливая, тонконогая первокурсница давно исчезла, схоронившись где-то в заветных уголках его сердца, ушла прогуляться и не вернулась молодая, неопытная, капризная жена, а сейчас он видел перед собой налившуюся спелым соком, матерую красавицу львицу, чье место на каком-нибудь светском рауте в окружении зрелых поклонников.
— Что смотришь? Нравлюсь? — спросила Катя.
— Нравишься, — сознался Сергей. — Как подумаю, что такую божественную Афродиту держал в объятиях, — в дрожь бросает.
— Ну, языком трепать ты мастер.
— Подожди, я не кончил. А как вспомню, какая ты была стерва, — бросает в еще большую дрожь.
— Дурачок, — миролюбиво ответила Катя. — Хочешь вина?
— Наливай.
Вскоре на кухню пришел и Василий Федорович, покосился на початую бутылку.
— Через десять лет все население России сопьется, — авторитетно заявил он. — Прогноз достоверен, был просчитан нами еще в аналитическом центре, когда начиналась вся эта катавасия. Недаром цена водки приблизилась к десяти копейкам, если считать по-старому. Эх, балбесы, что же вы делаете с нашей страной-матушкой?
— Василий Федорович, ежели вы такой крутой патриот, что же не пристрелили кого-нибудь из верхушки? Возможности у вас, думаю, были, — заметил Сергей.
— Во-первых, пристрелить — не проблема. Хоть теперь. Но исторический процесс все равно не остановишь. А во-вторых, я не крутой патриот, а тайный. Ладно, о чем ты хотел со мной поговорить?
— О кредите. Могу я в вашем банке получить кредит тысяч этак в сорок — пятьдесят долларов?
— Нет, конечно. Кто ты такой, Сережа?
— Ну вы же там, можно сказать, второй человек. Под ваше поручительство.
