— Только не твою! — резко сказала я, потому что сейчас могла
и не остановиться.
Лукас покачал головой:
— Здесь неподалеку есть больница. Я совершу небольшой набег
на их банк крови, а заодно принесу холодной воды.
— Вот это здорово.
Он ушел на улицу, а я села, прислонившись спиной к стене.
Весь день я убеждала себя, что причина моей слабости и головокружения в голоде
и вчерашних волнениях. К тому же мне пришлось трудиться в такой духоте,
совершенно естественно, что я почувствовала себя плохо.
Но слабость, которую я ощущала, казалась немного иной, будто
я подхватила какой-то вирус. Мне редко доводилось болеть, и я сильно сомневалась,
что узнаю симптомы. Может быть, это всего лишь противная летняя простуда,
начавшаяся некстати?
Вздохнув, я оттолкнулась от стены и встала. Пусть даже я
чувствую себя паршиво, но дело-то нужно делать?
Зайдя в старый вагон метро, я включила фонарик. Камни и пыль
толстым слоем покрывали пол, и почти все внутри было грязным. Но, увидев
карандашный рисунок, скотчем приклеенный к стене, я улыбнулась. Это наше с
Ракель прежнее жилище.
Я нетерпеливо начала вытаскивать камни из-под своей койки,
прокопалась сквозь слой грязи и пыли, сомкнула пальцы на чем-то матерчатом, с
усилием потянула и вытащила из-под обломков свою сумку. Одежда, конечно,
испорчена, но может быть...
Да! Я вынула из сумки гагатовую брошь, подаренную мне
Лукасом на первом свидании. Ее блестящая черная поверхность вся покрылась
пылью, но тонкая резьба вроде бы цела. Придя в восторг, я попыталась приколоть
ее к дешевой футболке, но ткань оказалась слишком тонкой и тогда я прицепила
брошь к поясу джинсов.
— Эй! — окликнул меня сверху Лукас.
Я встала на койку, подтянулась и увидела, как он идет ко
мне, держа в обеих руках по бумажному пакету.
— Смотри, что я нашла! — Я торопливо побежала к нему, не
обращая внимания на головокружение. — Она все еще прекрасна.
Лукас погладил брошь.
— Просто поверить не могу, что ты сумела ее сохранить,
несмотря ни на что.
— Я с ней никогда не расстанусь!
Лукас поднял один из бумажных пакетов и сказал:
— Вода. — Поднял второй и добавил: — Не вода. Он еще
умудрялся шутить. Улыбнувшись, я взяла пакет с кровью — только что из
больничного холодильника. Обычно я любила пить кровь, подогретую до температуры
тела, но в такой жаркий день холодненькое будет в самый раз.
— Ох, — наморщил лоб Лукас, — я не додумался захватить
соломинку.
— Я могу прокусить пакет клыками, — отозвалась я, но тут же
передумала. — Или просто проколи дырку ножом.
— А почему не клыками?
— Ну ты же не хочешь любоваться на меня такую, правда? — Я
посмотрела на него, чуть прикрыв глаза.
— Если учесть, чем мы занимались всякий раз, когда мне
доводилось видеть твои клыки, я бы сказал, что полюбуюсь на тебя такую с
удовольствием.
Он меня подначивал, и мне это нравилось.
— Ну хорошо, — сказала я. — Смотри.
Держа пакет в руке, было несложно поддаться искушению, —
возникла привычная боль в челюсти, потом клыки начали удлиняться, и, когда их
острия прижались к губам, я прикрыла рот ладонью, а потом убрала руку.
— Ну вот, смотри. — Мне казалось, что я стала ужасно
беззащитной, но Лукас улыбнулся, и я почувствовала себя несокрушимой.
— Ну, давай ешь, — сказал он.
Я впилась клыками в пакет, и прохладная кровь хлынула мне в
рот. Лукасу удалось унести всего одну пинту, так что я не спешила, стараясь
растянуть удовольствие. Закрыв глаза, чтобы насладиться как следует, я сделала
один глоток, другой...
— О боже!
Это был голос Ракель.
Глаза мои распахнулись. Мы с Лукасом одновременно резко
повернулись и увидели Дану и Ракель, только что спустившихся в туннель. Элиза
говорила, что остальные придут позже, но они появились здесь слишком рано. И
увидели, как я пью кровь.
Глава одиннадцатая
— Погодите! — воскликнула я, протягивая к ним руки. —
Выслушайте нас!
Ракель и Дана не помчались прочь, но, судя по их виду,
совершенно не хотели нас слушать. Они замерли с потрясенными лицами, глядя на
меня — на друга, внезапно оказавшегося вампиром, существом, которое они
ненавидели больше всего на свете.
Пакет выпал из моих трясущихся рук. Кровь расплескалась по
пыли и камням. Мне казалось, что в любую секунду я тоже могу рухнуть на пол.
Клыки скользнули обратно в челюсть, словно стремились спрятаться.
Как же я не услышала приближения Даны и Ракель? Вампирское
чутье должно было сработать. Но я испытывала такую слабость, и Лукас меня
отвлек, и вот вам пожалуйста.
Мы смотрели друг на друга целую вечность. Все тяжело дышали.
Взглянув в глаза Ракель, я увидела в них такую боль и ужас, что едва не
разрыдалась, но сдержала слезы.
Молчание нарушила Дана:
— Вам лучше начать объясняться.
— Нет! — выпалила Ракель.
— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, — сказала ей Дана. —
Поверь мне, малышка, знаю. Но лучше мы выясним все, что можем.
— Пожалуйста... — начала я, но Ракель уставилась и пол.
Мы с Лукасом переглянулись. Вероятно, он сумеет лучше
объясниться с Даной, чем я с Ракель. Лукас начал:
— Вам короткую версию или подробную?
— Обе, — ответила Дана. — А когда покончишь с ними, можешь
добавить сверху офигительно длинную режиссерскую. Давай, начинай с короткой.
— Бьянка родилась у двух вампиров. — Дана нахмурилась, но
Лукас продолжал: — Да, я понимаю. Но, как оказалось, у вампиров тоже могут быть
дети — это случается редко, но случается. Всю жизнь ей говорили, что однажды
она тоже станет вампиром, и Бьянка принимала это как должное, потому что, пока
мы маленькие дети, мы всегда соглашаемся с тем, что говорят нам родители. Потом
она начала учиться в «Вечной ночи», мы познакомились, и она узнала, на что
бывают способны вампиры. Тогда она сбежала оттуда вместе со мной и
присоединилась к нам. Бьянка не полноценный вампир и никогда им не станет.
Конечно, он сознательно упустил кое-какие важные детали, но
как раз те, которые я меньше всего хотела обсуждать прямо сейчас. «Лукас
отлично справился», — подумала я.
Трудно было понять, устроило ли его объяснение Дану. Она
молчала; длинные косички рассыпались по плечам, рука лежала на коле, заткнутом
за пояс.
— Забавно. Как же это — кровь она пьет, но при этом не
вампир?
— Мне нужна как кровь, так и нормальная еда, — сказала я. —
Я вампир только частично, но этого я изменить не могу.
