— И в чем разница между частично вампиром и полноценным
вампиром? — спросила Дана. — Потому что, если и у того и у другого есть клыки и
оба пьют кровь, мне непонятно, с чего это вдруг я должна находиться в обществе
любого из них.
Я нерешительно шагнула вперед. Ракель попятилась, и мне
показалось, что она влепила мне пощечину. Но я все равно двигалась вперед
маленькими шажками, с благодарностью ощущая, что Лукас идет следом.
— Разница в том, что я жива, — произнесла я. — Можешь
пощупать мой пульс, если тебе нужны доказательства. Давай.
Мне было так страшно протягивать ей руку!
Дана взяла ее с таким видом, словно ничего особенного в этом
нет, и прижала пальцы к запястью, а мне ужасно захотелось узнать, поняла ли она
по бешеному биению пульса, насколько я напугана.
Ее взгляд метнулся к Лукасу.
— И давно ты об этом знаешь?
— Примерно с середины учебного года в «Вечной ночи». И
обнаружил это примерно при таких же обстоятельствах, что и вы сейчас. — Лукас,
успокаивая, положил руку мне на спину. — И тогда Бьянка рассказала мне все. А я
понял: не имеет значения, что она за существо, важна ее личность.
Теперь Дана резко взглянула на меня:
— Я вижу, ты держишь его на очень коротком поводке.
Она что, в самом деле шутит со мной? Это слишком хорошо,
чтобы быть правдой.
— Не знаю, — ответила я. — Он довольно упрямый. Лукас
подтрунивать не стал.
— Дана, скажи, что ты собираешься делать?
— Честное слово, не знаю, — ответила она. Ее широкое лицо, с
которого никогда не сходила улыбка, было теперь исключительно серьезным. — Я
вам верю, но факт есть факт — вампир в нашей организации, который знает то, что
известно нам; не думаю, что это хорошая идея. Мне плевать, какой она там
вампир, но ей нечего делать в Черном Кресте.
Вот тут я была с ней полностью согласна.
— Мы с Лукасом хотим уйти, — сказала я. — Скоро. Я прекрасно
знаю, что мне тут не место.
— Время выигрываешь? — Похоже, мои слова Дану не убедили.
Лукас подошел к ней еще ближе.
— Мы уйдем через несколько недель, — пообещал он. — Если ты
считаешь, что не сможешь так долго хранить нашу тайну, скажи прямо сейчас, и мы
с Бьянкой уберемся отсюда немедленно. Решать тебе.
— Ты в самом деле готов нас бросить? Бросить наше дело? —
Дана выглядела разочарованной — нет, скорее потрясенной. Они с Лукасом были
лучшими друзьями почти всю жизнь. Наверное, ей очень тяжело потерять такого
друга, да еще узнать, что он скрывал от нее такой секрет. — Я-то думала, это
твой мир. Я думала, ты предан нам на всю жизнь!
— Все это гораздо сложнее, чем мне казалось раньше. Не все
они зло, Дана. — (Улыбка Лукаса растрогала меня.) — Кроме того, я люблю ее. А
это значит, что мой выбор сделан.
— Мне нужно подумать.
Дана отошла и начала расхаживать по краю туннеля, точнее, по
тому небольшому участку, который уже успели расчистить от обломков. С нами
осталась только Ракель, до сих пор не проронившая ни единого слова.
— Ракель? — рискнула заговорить я, но ответа не услышала. —
Я знаю, что ты сердишься, и не виню тебя. Но если ты обо всем этом подумаешь,
как следует подумаешь, ты поймешь, почему я ничего не рассказала, правда?
Она медленно кивнула.
— Ты понимаешь? — Ну хоть что-то. — Ведь ничего не изменилось.
— Все хорошо, — прошептала Ракель.
Я потихоньку начала успокаиваться. То, что я приняла за
ужас, было, наверное, просто шоком. Может быть, все еще утрясется, если только
Дана согласится.
Лукас взял меня за руку, и я крепко вцепилась в него. Может быть,
нам лучше просто развернуться и убежать? Но смогу ли я бежать — ноги у меня
дрожали, а слабость усилилась.
Дана остановилась.
— Ты сказал, несколько недель? А в чем задержка?
— Эдуардо забрал все мои сбережения, — ответил Лукас. — С
тех пор я сумел отложить совсем чуть-чуть.
— Понятно.
— Дана, говори напрямик. — Голос Лукаса прозвучал почти
сердито. — Что ты собираешься сказать остальным?
— Ничего.
— Не ври мне!
— Ты же меня слышал. Я не скажу ничего. — Вид у Даны был
подавленный, но говорила она искренне. — Пойдемте отсюда.
— Они спросят, почему мы перестали раскапывать, —
пробормотала я, не очень веря, что беда в самом деле миновала.
— А мы ответим, что здесь так чертовски жарко, что сам
Сатана может устроить тут себе парилку. Лично мне кажется, что с нас на сегодня
вполне достаточно. — Дана направилась к выходу, оглянувшись по дороге. — Ну,
пойдемте уже.
Похоже, нам оставалось только одно — идти за ней, и за всю
обратную дорогу никто из нас не проронил ни слова.
Сказать, что вечер прошел напряженно, — значит не сказать
ничего.
Во время ужина мы с Лукасом сидели рядом, стараясь не
смотреть на Дану и Ракель. Мы уже десятый день подряд ели пустой рис, и
зернышки застревали у меня в горле. Ракель и Дана тоже на нас не смотрели. Они
делали это так старательно, что мне казалось, будто это должны заметить все.
Однако остальные были заняты другими проблемами.
— Впредь Лукас ради собственной безопасности должен
переходить из ячейки в ячейку, — сказала Элиза, ткнув в свою тарелку с рисом
пластмассовой вилкой. — Хотя бы до тех пор, пока мы не разберемся с миссис
Бетани.
«Легче сказать, чем сделать», — подумала я. Лучшие охотники
Черного Креста в течение последних нескольких месяцев трижды пытались достать
миссис Бетани, а она убила десяток человек, не получив ни одной царапины.
После смерти Эдуардо Кейт почти ничего не ела. Она просто
ковыряла рис, проделывая в нем бороздки.
— Ты хочешь мне сказать, что мой сын больше не может
оставаться со мной?
Элиза даже глазом не моргнула.
— Я говорю, что ты должна распустить свою ячейку.
— Мы так давно вместе! — произнесла Дана. Это были ее первые
слова за весь вечер. Мы с Лукасом вздрогнули. — Почти всю мою жизнь, да и
Лукаса тоже.
— Состав ячейки давным-давно должен был стать более
подвижным, — сказала Элиза.— И ты это знаешь.
— Да, — ответила Кейт. — Знаю. — И уронила вилку на тарелку.
Мышцы на плечах Лукаса напряглись. Пусть его жизнь была
тяжелой, пусть ею правил фанатизм, который Лукас сумел преодолеть, но эта
ячейка Черного Креста была его семьей. Я понимала, каким потерянным он себя
сейчас чувствовал, каким одиноким. Иногда, несмотря ни на что, я скучала по
академии «Вечная ночь», где, по крайней мере, мне было тепло и уютно, где было
вдоволь вкусной еды и где обо мне заботились родители.
