— Нет. Времени не было. Этот эпизод вряд ли попадет в список
самых знаменитых освобождений.
— Ты все делаешь классно, — сказал ей Лукас. — Просто высади
нас, а уж дальше мы как-нибудь сами.
Дана остановилась в каком-то переулке. Вокруг высились
небоскребы, сияя ослепительными огнями даже в такой час. Солнце еще не взошло,
но небо уже начало светлеть. На дороге почти никого не было, за исключением
нескольких такси. К моему удивлению, Дана тоже выпрыгнула из фургона и подошла
к нам. Они с Лукасом пристально посмотрели друг на друга.
— Ты все еще не знаешь, что думать, — сказал Лукас. — Верно?
Она покачала головой:
— Не знаю. Но, Лукас, ты был мне почти братом. Лучше я
поступлю неправильно, отпустив тебя, чем поступлю правильно, позволив тебя
убить.
Лукас издал странный гортанный звук, и вдруг, совершенно
неожиданно, они с Даной крепко обнялись. Я увидела, как по щеке девушки ползет
одинокая слеза.
Они разжали объятия, и я хотела сказать Дане спасибо, но все
еще сильно злилась на нее. То, что злиться нужно было на Ракель, а не на Дану,
почему-то казалось мне несущественным.
— А что ты скажешь остальным? — спросила я.
— Что Лукас взял меня в заложницы.
— Разве они поверят? — У Милоша уже возникли подозрения
насчет «смерти» Балтазара.
— Лукас сделает так, чтобы это выглядело убедительно, —
ответила Дана, расправляя плечи.
Я не поняла, о чем речь, но Лукас определенно понял и
поморщился:
— Честно, я не хочу этого.
— Не забудь: я спасаю твою задницу, а ты — мою. Действуй!
Лукас с такой силой ударил Дану в лицо, что она отлетела
назад и врезалась в фургон. Я ахнула. Дана пошатнулась, но устояла на ногах.
Лукас спросил:
— Ты как?
— Нормально, — невнятно буркнула она. Из ее разбитого рта на
тротуар капала кровь. — Вот почему все, что ты делаешь, ты непременно делаешь
хорошо?!
— Дана, — начала я, — ты уверена...
— Почему вы еще здесь? — возмутилась она.
Лукас схватил меня за руку, и мы помчались. Я задыхалась, но
заставляла себя бежать все быстрее и быстрее и слышала сзади голос Даны,
кричавшей:
— Выбирайтесь из города поскорее!
Глава двенадцатая
Хотя в будке на станции метро должен был сидеть служащий,
она оказалась пустой. Видимо, решил, что четыре утра — вполне подходящее время
для перерыва, так что мы смогли перелезть через турникет и выйти на платформу.
Мы сидели на старой деревянной скамье, густо разрисованной
граффити, и молчали. Все вокруг казалось нереальным, и я никак не могла
осознать в толк, что это не дурной сон. Мозг как будто пытался обмануть меня,
убеждая, что здесь и сейчас ничего такого происходить не может.
Меня заставила очнуться вывеска вверху.
— Даун-таун,— прочитала я.— Мы что, поедем туда?
— А какая разница? — Лукас прислонился к стене. — Главное —
уехать подальше, а для этого все подойдет. Все хорошо.
«Все хорошо» не совсем те слова, которыми я описала бы
сложившуюся ситуацию. Мне показалось, я поняла, что он чувствует.
— Я знаю, что ты хочешь быть сильным, — мягко сказала я, —
но сейчас гораздо важнее быть со мной честным.
— Сильным... — Лукас зажмурился. — Я и вправду кажусь тебе
таким? Потому что вовсе этого не ощущаю.
«Черный Крест — это все, что у него было в этой жизни, —
напомнила я себе. Да, мне сегодня досталось, но Лукасу пришлось еще хуже. Он
потерял мать, потерял лучшего друга — потерял все, кроме меня. Может быть, настала
моя очередь побыть сильной?»
— С нами все будет хорошо. — Я взяла его руку в свои и стала
рассматривать следы от святой воды, тонкие багровые полосы, напоминающие
сильные солнечные ожоги. — Подожди немного, и сам увидишь.
Тут из туннеля дунуло ветром. Приближался поезд. Я
обеспокоенно оглянулась, но за нами в вагон не зашел никто. Внутри находился
только один человек — юноша студенческого возраста. Он спал, улегшись поперек
сидений, и от него сильно разило пивом.
Поезд загрохотал, набирая скорость. Я подвела Лукаса к схеме
метро.
— Ты ориентируешься в Нью-Йорке лучше, чем я, так что
сможешь понять, правильно ли мы едем.
Лукас двигался медленно, словно во сне. Он пристально
уставился на схему, явно желая сделать хоть что-нибудь полезное.
— Я уже сказал, нет никакого правильного пути. Важно одно —
убраться как можно дальше.
— Ну конечно правильный путь есть. — Меня удивляло, что
Лукас этого не понимает, ведь ответ казался таким очевидным! — Нам нужны деньги
и надежное место, чтобы спрятаться хотя бы ненадолго. Другими словами, нам
нужен друг.
— Балтазар, — произнес он. Я кивнула.
— Так что, мы едем в Чайна-таун или нет? Лукас наклонился к
схеме.
— Да, мы едем в правильном направлении.
Хотя Лукас помнил название улицы, куда мы отвезли Балтазара,
сначала ни он, ни я не могли отыскать нужную лавку. В такую рань все они были
еще закрыты и выглядели совершенно одинаково: витрины за металлическими
решетками. Пришлось ждать.
Ждать ранним утром, не имея в кармане даже нескольких
долларов на кофе. Нам совершенно нечего было делать, и время тянулось
бесконечно.
Впрочем, не могу сказать, что мы скучали. В любую секунду
мимо мог пройти патруль Черного Креста, поэтому адреналина в крови хватало.
— Зря мы вышли из метро, — устало произнесла я через пару
часов бессмысленного блуждания по кварталу. — Поспали бы там, как тот парень.
— И ты смогла бы сейчас уснуть? Только честно. Я вздохнула:
— Наверное, нет.
Лукас искоса глянул на меня, и губы его изогнулись в
усмешке.
— Что такое? — спросила я.
— Только, чур, не злиться.
— Волосы, да? — Я повернулась, чтобы взглянуть на свое
отражение в ближайшей витрине. Отражение было размытым, из-за того что я редко
пила кровь в последнее время, однако я отлично видела, что мои темно-рыжие
волосы торчат во все стороны. Любой мог сразу понять, что меня выдернули из
постели, не дав возможности привести себя в порядок. Я быстро пригладила
волосы, пытаясь придать себе мало-мальски опрятный вид. — О боже!
— Выглядишь отлично, — сказал Лукас. — Просто немного
глуповато.
— Ах вот как? — Я кинула на него притворно-сердитый взгляд.
— Знаешь ли, тебе тоже доводилось выглядеть приличнее.
Он потер щетину. В пять часов утра, в помятой одежде, с
взлохмаченными волосами, Лукас имел очень сомнительный вид. И я вдруг
почувствовала удовольствие оттого, что ни один человек, кроме меня, не может
догадаться, какой он на самом деле.
