Очевидно, у Ракель были схожие мысли, потому что она вдруг
спросила:
— Так, значит, Черный Крест возник именно тогда? В начале
семнадцатого века?
Дана рассмеялась:
— Отбрось еще тысячу лет.
— Да ладно! — воскликнула я. — Правда, что ли?
— Он возник еще в Византийской империи, — сказал Лукас. Я
мучительно пыталась припомнить, кто такие византийцы, — вроде бы они появились
после падения Римской империи. Могу себе представить, как возмутили бы маму мои
слабые познания, а еще дочь учителя истории! — Сначала Черный Крест охранял Константинополь.
Но вскоре распространился по всей Европе, а затем и в Азии. Вместе с
первооткрывателями отправился в Америку и Австралию. Насколько мне известно,
все короли и королевы требовали, чтобы в любой экспедиции имелся хотя бы один
охотник. Это последнее особенно меня заинтересовало.
— Короли и королевы? То есть правительство о вас знает? — Я
попыталась представить себе Лукаса кем-нибудь вроде агента паранормальной
секретной службы. Не так уж и сложно.
— Теперь уже нет. — Лукас прислонился головой к окну. Мы
ехали так быстро, что окрестности автострады сливались. — Вы... в смысле, вы же
все знаете, что вампиры практически ушли в подполье вскоре после Средневековья.
Я гневно посмотрела на Лукаса, пытаясь сказать: «Заткнись,
а?» Он ответил мне виноватым взглядом. Похоже, он едва не ляпнул: «Вы ушли в
подполье» — другими словами, едва не назвал меня вампиром в присутствии Даны и
Ракель. Конечно, это всего лишь оговорка, но этого было бы достаточно.
К счастью, ни Дана, ни Ракель ничего не заметили. Ракель сказала:
— В общем, вампиры задурили всем голову и убедили, что их
больше не существует. А это значит, что теперь они могут действовать намного
свободнее, — а Черный Крест больше не обладает той властью, что раньше, так?
— Точно, умница ты разумница. — Дана, нахмурившись,
всматривалась в дорогу. — Проклятие! Кейт что, с ума сошла? Хочет, чтобы нас
оштрафовали за превышение скорости? Нам же нельзя разрушать колонну!
Лукас сделал вид, что не слышит, как она злится на его мать.
— В общем, больше мы не получаем от короны крупных субсидий.
Однако существуют люди, которые знают, чем мы занимаемся, и кое у кого из них
есть деньги. Вот эти люди и помогают нам держаться на плаву. Примерно так все и
работает.
Я представила себе Лукаса в Средневековье — в ослепительных
доспехах, почитаемого за свой тяжелый труд и отвагу, на пирах в самых шикарных
королевских дворцах. Но тут же поняла, что он ненавидел бы все это — наряжаться
и мило улыбаться на роскошных балах.
«Нет, — решила я, — он должен быть здесь и сейчас. Со мной».
— Эй! — сказала Дана. — Сзади слева. Смотрите внимательно.
И я увидела то, к чему она привлекала наше внимание, —
очертания академии «Вечная ночь» на горизонте.
Мы находились на приличном расстоянии. «Вечная ночь»
располагалась в стороне от автострады, а Кейт с Эдуардо вовсе не дураки, чтобы
притащить нас обратно, прямо в объятия миссис Бетани. Но силуэт академии
отчетливо вырисовывался перед нами, потому что это громадное готическое
строение с башнями стояло высоко на холмах Массачусетса. Даже издалека мы
узнали «Вечную ночь». Повреждения, нанесенные огнем, отсюда разглядеть было
невозможно. Казалось, что Черный Крест вообще не прикоснулся к школе.
— Все еще стоит, — буркнула Дана. — Черт побери!
— Однажды мы ее достанем. — Ракель прижала ладонь к стеклу,
словно хотела ударить через окно и лично разрушить академию.
Я подумала о маме с папой, о том, что они могут быть где-то
рядом. А вскоре я уже буду от них далеко.
В свои последние дни в «Вечной ночи» я на них ужасно
злилась. Они никогда раньше не рассказывали мне, что в моем рождении важную
роль играли призраки и что однажды они могут прийти за мной. Меня целый год
буквально преследовали привидения, считавшие, что я принадлежу им. Родители
также отказывались говорить, есть ли у меня выбор, могу ли я не становиться
полноценным вампиром. После встречи с некоторыми вампирами, оказавшимися
безумными убийцами, я решила, что попытаюсь выяснить, можно ли мне прожить
обычную человеческую жизнь.
И я до сих пор не знаю правды. Что со мной будет? Отсутствие
ответов так пугало, что я старалась вообще не думать об этом, но мрачная
неизвестность мучила меня теперь постоянно.
Но стоило мне оглянуться на школу, страх и гнев исчезли. Я
помнила только о том, как любили меня мама с папой и как близки мы были совсем
еще недавно. Всего за каких-то несколько дней со мной произошло так много
всякого. Но случившееся казалось нереальным, потому что я не могла поделиться
этим с родителями. Меня охватило сильное, почти непреодолимое желание выскочить
из фургона, побежать к «Вечной ночи» и позвать их.
Но я понимала, что ничто уже не станет прежним. Слишком
многое изменилось. Мне пришлось выбирать, и я выбрала человеческую жизнь и
Лукаса.
Лукас легонько подергал меня за прядь волос, словно
спрашивая, не нужно ли меня утешить. Я положила голову ему на плечо, и теперь
мы ехали молча, только музыка играла. Каждый дорожный столб напоминал,
насколько я удалялась от своего последнего дома — и от себя прежней.
Иногда мы останавливались, чтобы заправить машины, но
настоящий привал сделали только один раз, чтобы поесть.
Дана и Ракель вместе со всеми отправились в мексиканский
ресторанчик, но мы с Лукасом выпросили разрешение сходить в закусочную чуть
дальше по улице. Конечно, мы мечтали хотя бы несколько минут провести наедине,
но сильнее, чем побыть с Лукасом, я хотела крови.
— Ты очень голодна? — спросил меня Лукас, как только мы
остались вдвоем.
— Настолько, что слышу, как бьется твое сердце. — Мне
показалось, что я ощущаю на языке вкус крови Лукаса. Наверное, об этом лучше не
упоминать. Солнечный свет угнетал меня. Мне еще никогда не приходилось быть без
крови так долго.
— Как ты думаешь, вдруг в закусочной есть сырое мясо с
кровью? Мы можем попробовать пробраться к ним в кладовку...
— Этого мало. Кроме того, я знаю, что делать. — Я стояла
неподвижно, глядя, как колышется трава у шоссе, когда мимо пролетают машины. По
земле прыгала малиновка, выискивая червяков между окурками и бутылочными
крышками.
— Бьянка?
Я видела только малиновку и не могла думать ни о чем, кроме
ее крови. Птичья кровь водянистая, зато горячая.
— Не смотри, — прошептала я.
Верхняя челюсть заныла. Клыки выскользнули, оцарапав язык и
губы. Мы стояли под ярким солнечным светом, но мне казалось, что все вокруг
потемнело, только малиновка, медленно двигаясь, оставалась словно в луче
прожектора.
Быстро, как любой вампир, я метнулась к ней. Птичка
трепыхалась у меня в руке всего секунду, и я впилась и нее клыками.
