— Я нашел кое-кого, кто ее знает. А это значит, Черити скоро
станет известно, что я в Филадельфии. А может, уже известно.
— То есть ты позволил этому вампиру сбежать, чтобы он
исполнил роль гонца? — Лукас сделал большой глоток сока прямо из пакета. — Это
неумно.
Балтазар насупился:
— Я не пронзаю людей колом в первую же секунду, как только
почую неладное. Это одна из многих вещей, которая отличает меня от тебя.
— Полагаю, это означает, что тебе придется спасаться
бегством, да?
— Я не убегаю от драки, — отрезал Балтазар. — И не собираюсь
бросать свою сестру, обрекая ее на подобное существование.
— Никто не заставляет ее так поступать, — ответил Лукас,
сунув сок обратно в холодильник. — Тебе пора бы уже это понять. Или ты это
всегда знал?
На этот вопрос Балтазар не ответил.
— Если бы я смог оторвать ее от клана, Черити пришла бы в
себя.
— И что ты намерен сделать? Запереть ее на замок примерно на
столетие, пока она с тобой не согласится?
— Да.
— Ну, приятель, у вас не отношения, а черт знает что.
— Ну а ты знаешь, как с ней справиться? Есть более удачный
план? — возмутился Балтазар. — Заметь, кол тут даже не рассматривается.
— Это ты говоришь. — Лукас сделал глубокий вдох. — От
меня-то ты чего хочешь? Чтобы я помог тебе ее похитить?
Балтазару явно не хотелось прибегать к помощи Лукаса, тем не
менее он кивнул.
— Ты умеешь сражаться. А Черити вряд ли предполагает, что мы
с тобой заодно, так что можно будет использовать элемент неожиданности.
— Когда?
— Она начнет действовать на закате. Значит, через пару
часов. — Как все вампиры, Балтазар чувствовал, сколько времени до заката или
рассвета. — Чем быстрее мы тронемся в путь, тем лучше.
Лукасу нельзя было сегодня вечером гоняться за Черити.
Честно говоря, я предпочла бы, чтобы он за ней вообще не гонялся. Она опасна, и
не имеет значения, насколько он хороший боец и какой силой я наделила его,
когда пила его кровь. Черити всегда будет сильнее. А поскольку за ней стоит
весь клан, я просто не представляла, как Лукас с Балтазаром могут справиться.
Но если раньше я, по крайней мере, не сомневалась, что Лукас
сумеет остаться в живых, то сейчас он был ужасно усталым. И очень горевал.
Балтазар, ослепленный собственным горем, или виной, или тем и другим, совершает
идиотский поступок — попросту ведет их обоих на верную смерть.
Понимает ли это Лукас? Меня охватил ужас — до меня дошло,
что, скорее всего, понимает.
Я смотрела, как он надевает фланелевую рубашку и
зашнуровывает кроссовки. Меня терзал невыносимый страх. Неужели Лукас думает,
что, если он умрет, мы с ним снова будем вместе? Или просто жизнь больше ничего
для него не значит? Для меня она значила очень много. Я хотела, чтобы он жил и
был счастлив за нас обоих.
Казалось, что Лукасу теперь на все это наплевать.
Почти собравшись, он подошел к небольшому комоду, где
хранились мои вещи. Пальцы его сомкнулись на гагатовой броши, когда-то
подаренной мне — казалось, что давным-давно, — и я поняла, что он пытается
почерпнуть в ней силу так, как это делала раньше я. А потом он быстро засунул
брошь в карман рубашки.
«О Балтазар, я просто убила бы тебя за это! Мальчики,
пожалуйста, остановитесь!»
Балтазар стоял, прислонившись к винной стойке, и выглядел
при этом таким усталым, что на секунду я его пожалела. Тут Лукас сказал:
— Ну, пошли.
— Нам нужно оружие, — отозвался Балтазар. Лукас, никогда не
ходивший на охоту с Черным
Крестом или даже на встречу со мной, не вооружившись до
зубов, ответил только:
— Придумаем что-нибудь.
Они вышли за дверь. Я хотела последовать за ними, но у меня
ничего не получилось. Добравшись примерно до середины подъездной дорожки, я
поняла, что дальше двинуться не могу. Пришлось остаться там и смотреть, как они
садятся в машину.
Лукас устроился на пассажирском сиденье и прищурился, глядя
туда, где стояла я. Но когда Балтазар завел мотор и машина тронулась, он
отвернулся. Возможно, Лукас решил, что это просто игра света.
Глава двадцать вторая
Машина Балтазара давно скрылась из виду, а я все стояла и
смотрела вслед. Мне нечего было делать на улице, но похоже, что я навеки
привязана к винному погребу, а значит, скоро меня начнет от него тошнить.
— Фу, какое жалостное зрелище!
— Заткнись, Макси, — пробормотала я.
— А может, тебе уже пора самой заткнуться и для разнообразия
послушать меня? — Макси сделалась более материальной. Первое, что я увидела, —
не волосы и не туловище, а одну скептически изогнутую бровь, будто передо мной
стоял Чеширский Кот. — Видишь ли, я могу тебе помочь. И знаю других, которые
тоже могут. Так что самое время перестать смотреть на меня как на мусор.
— Да как ты мне можешь помочь, если я уже умерла?
Вопрос был риторическим, но она ответила:
— Неужели ты не хочешь узнать?
— Ну, говори.
Наконец Макси приняла телесную форму, но стоило ей сделаться
чуть плотнее, как лужайку затянуло прозрачным туманом, и, прежде чем я успела
что-то сообразить, мы с ней оказались в винном погребе, рядом с кроватью, на
которой я умерла.
— Ага, так-то лучше. — На мой вкус она улыбалась чересчур
удовлетворенно, но преимущество действительно было на ее стороне. — Я думаю,
что рано или поздно тебе это даже понравится.
— Ничего мне не понравится! — разозлилась я. — Вы, ребята,
сражались за меня с вампирами и победили. Я проиграла в любом случае.
— Ты себя так ведешь, как будто у тебя была возможность жить
нормальной жизнью. Сама подумай. Этого никогда бы не случилось! Ты родилась,
чтобы стать нежитью, это твоя природа, поэтому ты такая и поэтому ты здесь.
Глупо обвинять в этом меня.
— Думаю, ты умерла так давно, что уже забыла, каково это —
быть живой.
Макси склонила голову набок:
— Наверное, ты права. Но с тобой это тоже случится.
Забыть, что такое жизнь? Никогда. Забыть жизнь — значит
забыть все то чудесное, чем она полна, это значит — забыть Лукаса, а уж этого
точно никогда не произойдет.
— Говоришь, ты можешь мне помочь? Докажи.
— Ладно. — Макси показала на небольшой комод, в котором
лежали мои вещи. — Возьми свой коралловый браслет.
— Какая связь между тобой и моими драгоценностями?
— Возьми браслет, и увидишь.
Интересно, как, по ее мнению, я могу что-нибудь взять? У
меня больше нет настоящих рук, только иллюзия. Решив, что продемонстрирую
Макси, какую глупость она ляпнула, я опустила руку в открытый ящик комода... и
ощутила в ней серебро и кораллы — восхитительно твердые. Вытащив браслет, я
уставилась на расплывчатое отражение в стеклянной дверце микроволновки:
мерцающий голубоватый свет, в котором покачивался браслет, словно подвешенный в
воздухе. Это меня настолько поразило, что я не могла произнести ни слова.
