Вик, все более бодрый с каждой минутой, произнес:
— А что насчет Ракель? Кроме тебя, мы не смогли отыскать
только ее. Она случайно не с тобой?
— Со мной. У нее все хорошо, даже прекрасно.
— Отлично! Это значит, что все мы благополучно пережили
пожар. Просто чудо.
— А где сейчас Ранульф? — спросила я.
— Отрубился в нашей гостевой комнате. Позвать его?
— Не нужно. Я просто рада, что с ним все хорошо. — Мы с
Лукасом обменялись удивленными улыбками. Если бы Вик знал, что пригласил к себе
погостить вампира, вряд ли он спал бы так долго. А может, и вообще не спал бы.
К счастью, Ранульф был очень кротким и не мог никому причинить вреда. — Слушай,
нам пора идти. Но я буду иногда звонить.
— Ох, черт, не могу я с утра пораньше общаться с такими
таинственными людьми. — Вик вздохнул, а потом очень тихо произнес: — Позвони
родителям. Просто... ну, ты должна, ладно?
К горлу подступил ком.
— До свидания, Вик.
Я повесила трубку, и Лукас взял меня за руку.
— Как я уже говорил, есть способы связаться с твоими
родителями, если захочешь.
Я так сильно боялась за маму с папой, что теперь не могла не
думать, как же боятся за меня они.
Должно быть, я выглядела совсем убитой, потому что Лукас обнял
меня.
— Мы с ними свяжемся, и очень скоро. Ты им можешь написать.
Правда, все будет хорошо.
— Знаю. Просто это тяжело.
— Да.
Мы поцеловались — просто поцеловались, но это был наш первый
поцелуй наедине за очень долгое время. И на этот раз нам не мешали ни
усталость, ни тревога; мы снова были вместе, снова одни. Мы вспоминали все, от
чего отказались ради друг друга, и радовались этому решению. Лукас крепко обнял
меня и немного наклонил назад. Все вокруг поплыло, только он помогал мне
сохранять равновесие. Если я буду держаться за него, все будет правильно.
«Лукас мой, — думала я. — Мой. И никто у меня его не
отнимет».
Мы добрались до Нью-Йорка ночью, и когда увидели вдалеке
очертания Манхэттена, то все радостно закричали и заулюлюкали. Выглядело это
очень эффектно. Для меня Нью-Йорк был скорее городом мифическим, чем реальным,
— именно в нем происходило действие многих фильмов и телешоу, а в названиях
улиц, которые мы проезжали, мне слышался волшебный отголосок: Сорок вторая
улица, Бродвей.
Потом до меня дошло, что Манхэттен — это остров, и я
содрогнулась при мысли о том, что придется пересекать реку. Но мы въехали в
туннель, и это было замечательно. Оказалось, передвигаться под водой — совсем
другое дело. Жаль, что я не могу спросить родителей — почему.
Мы выехали из туннеля практически на Таймс-сквер. Она
сверкала так ярко, что меня ослепило. Остальные надо мной смеялись, но я-то
видела, что и сами они пришли в возбуждение.
Однако через несколько кварталов выяснилось, что Бродвей
больше не выглядит таким шикарным. Освещение стало тусклым, мы проезжали один
многоквартирный дом за другим. Магазины тоже изменились, и вместо дорогих
бутиков и семейных ресторанов нам встречались только лавки «Все за 99 центов» и
забегаловки с фастфудом.
Наконец мы въехали в гараж — один из тех, на которых
красовалась вывеска с невероятно высокими ценами. Служитель махнул нам,
разрешая не платить. Гараж был очень грязным и располагался в стороне от
дороги, так что расценки в нем были неоправданно высокими, и, конечно, другие
машины в нем не парковались.
Я глянула на Лукаса. Он сказал:
— Добро пожаловать в нью-йоркскую штаб-квартиру.
У всех затекли ноги, и люди с трудом выбирались из пикапов и
фургонов; после обеда мы почти не останавливались, только пару раз заезжали на
заправки. Нас завели в громадный технический лифт, и тот начал опускаться.
Стены лифта были из серой поцарапанной стали, лампочка над головой мигала.
Занервничав, я взяла Лукаса за руку. Он легко сжал мои
пальцы.
— Все будет хорошо, — сказал он. — Обещаю. «Это не навсегда,
— напомнила я себе. — Только до того, как у нас с Лукасом появится возможность
все обдумать. Скоро мы уйдем отсюда и будем жить сами по себе, и все снова
будет хорошо».
Двери лифта открылись в пещеру, и я ахнула. Высокий
сводчатый потолок освещался гирляндами небольших лампочек в пластмассовых
абажурах — такие используют на строительных площадках. Голоса в этом
куполообразном помещении отдавались эхом. Я поморгала и увидела довольно далеко
от нас силуэты людей. Они находились в чем-то похожем на траншею, которая
тянулась сквозь всю пещеру...
Глаза привыкли к полумраку, и я поняла, что никакая это не
пещера. Мы находились в туннеле метро.
Должно быть, этот туннель был заброшен давным-давно. Там,
где обычно проходят рельсы, располагался настил из досок или бетонных плит. Еще
я увидела несколько небольших мостиков, соединявших две платформы по обе
стороны туннеля. Потрескавшаяся вывеска на стене, написанная в очень
старомодном стиле, гласила: «Шерман-авеню».
Поначалу новое убежище так меня поразило, что я не обратила
внимания на то, как притихла наша группа. Все они стояли неподвижно и молчали.
Похоже, не одна я сомневалась в теплом приеме.
Миловидная женщина-азиатка, на несколько лет старше Кейт,
подошла к нам вместе с двумя мускулистыми парнями — мне так и хотелось назвать
их телохранителями. Ее длинные волосы с сильной проседью были заплетены в тугую
косу, а ноги и руки покрывали шрамы.
— Кейт, — произнесла она. — Эдуардо. Я вижу, вы все же это
сделали.
— Отличная встреча, — буркнул Эдуардо. — Неужели все так
заняты, что даже не могут сказать нам «привет»?
— Все слишком заняты, чтобы выслушивать ваши оправдания по
поводу того нелепого нападения на «Вечную ночь»! — рявкнула азиатка.
Только тут я поняла, что все те люди вдалеке намеренно
избегают нас.
Взгляд Эдуардо вспыхнул.
— Нам сообщили, что ученикам-людям угрожает непосредственная
опасность!
— О да, слово какого-то вампира против двухсотлетнего опыта,
который подсказывает, что вампиры в «Вечной ночи» не убивают. А ты
воспользовался этим как поводом возглавить нападение, которое могло унести
множество жизней детей, а не только вампиров. Единственная причина, по которой
этого не произошло, — твое везение.
Мне показалось, что Кейт собирается защитить мужа, но она
произнесла только:
— Для тех, кто еще не знает, — это Элиза Пэнг. Она руководит
этой ячейкой и пригласила нас остановиться здесь на некоторое время.
«Мы тут из милости», — поняла я. Мне было в общем все равно
— я не собиралась связывать с охотниками свою судьбу, но Лукасу, разумеется,
это не понравится. И конечно же, он стиснул зубы и упрямо уставился на бетон у
себя под ногами. Интересно, он так рассердился из-за себя или из-за матери?
Нужно будет потом спросить.
