– Арендаторы с нетерпением ждут приезда вашей светлости! –
сделал он широкий жест к окнам, и Марина воззрилась на машущих людей с
изумлением: никак они и вправду приветствуют Маккола? Неужто он не врал, и
вокруг – его земля?
Запыленная карета, влекомая разгоряченными лошадьми, описав
круг, остановилась у высокого крыльца. Вышел Сименс, затем Десмонд подал руку
Марине. Она сошла, как во сне, не чуя, куда ступает, видя лишь купол, венчающий
фасад, а за ним – башни, поднимающиеся до высоты огромных деревьев, освещенных
заходящим солнцем. Настоящий замок! Как на картинках! Крепость, но изящная,
легкая. Восхитительный, роскошный замок сказочных фей!
Марина так увлеклась созерцанием, что не заметила, как на
крыльцо высыпали люди. Мелькали алые с позолотой ливреи – это кланялись
бесчисленные лакеи в белых паричках. Затем заколыхались, ныряя в реверансах,
черные платья горничных. Служанки показались Марине все на одно улыбающееся
лицо: миленькие, розовощекие, белокурые. Лишь одна из них оказалась черноглазой
брюнеткой, смуглой и яркой. Марина невольно задержала на ней взгляд и
встретилась с напряженным, немигающим взором, который, впрочем, тут же
обратился на лицо милорда и зажегся тем же восторгом, каким горели глаза других
слуг.
Десмонд улыбался, смеялся, пожимая руки, что-то быстро
говорил… Марина глядела разинув рот. Да ведь она и не предполагала, что он
умеет улыбаться!
– О, Агнесс! – воскликнул вдруг Десмонд, оборачиваясь к
девушке, стоящей поодаль, к той самой брюнетке. Теперь она держала глаза
потупленными, а руки скромно прятала под накрахмаленный передничек. – И ты
здесь? Я-то думал, что застану тебя уже замужем.
– Как милорд мог подумать такое, – не поднимая глаз,
прошептала Агнесс, и каждое слово ее сделалось слышно благодаря полной тишине,
внезапно установившейся вокруг. Все взоры были устремлены на них двоих, и
Марина вдруг поняла, что присутствующим до смерти любопытно услышать каждое
слово разговора.
– Ну, не прибедняйся, Агнесс! – Десмонд приподнял за
подбородок опущенное личико. – Я-то помню, скольким парням ты вскружила головы!
– Быть может, милорд помнит, что мне никто не был по сердцу,
кроме… – Агнесс больше ничего не сказала, только вскинула яркие глаза, но по
толпе слуг пронесся вздох, словно все услышали невысказанное.
Она хотела сказать: «Кроме вас!» – вдруг поняла Марина. – Да
она же влюблена в него! Она от него без ума!»
Грудь Агнесс вздымалась так часто, что Десмонд не мог не
обратить внимания. Глаза его сползли от влажных, манящих глаз к пухлым
приоткрытым губкам, к свежей шее, с видимым интересом уперлись в неистово
колышущуюся грудь, словно Десмонд всерьез задумался: выдержит черное платье
такой напор или порвется?
А Марина вдруг почувствовала, что задыхается. Все-таки
горничная на постоялом дворе зашнуровала корсет слишком туго. А ведь она раньше
никогда не носила корсетов, талия у нее и без того тонкая и грудь, слава богу,
наливная. А вот у Агнесс, можно поклясться, грудь выпирает лишь потому, что
девчонка затянута не в меру. А все на нее уставились, словно только и ждали
бесплатного представления! Пусть Маккол и не солгал, что владеет замком, но…
Настоящий лорд никогда не позволит себе так заглядеться на горничную. Надо это
прекратить. Он выставляет себя посмешищем!
Марина уже двинулась вперед, но замерла на полушаге, ибо на
крыльце показалось странное существо.
Даже юродивым в веригах и цепях, даже полуголым нищим было
далеко до особы, выбежавшей на крыльцо, мелькая серебристыми шелковыми
туфельками из-под серебряного парчового платья, которое распирал самый широкий
кринолин из всех, виденных когда-либо Мариной. Платье сверкало под солнцем,
слепило глаза, однако все же нельзя было не заметить, что кое-где оно
протерлось, и прорехи не зашиты, и оборвалась отделка, и обтрепалось кружево. И
вообще – платье кое-как напялено и даже не застегнуто на спине, прикрытой
длинными лохмами полуседых волос и рваной, замусоленной фатой. И эта жуткая
невеста пропищала дребезжащим, пронзительным голоском:
– Брайан! О мой ненаглядный Брайан! Наконец-то ты вернулся
ко мне!
Чучело кинулось на шею Десмонду, который, против Марининого
ожидания, не грянулся оземь, не кинулся прочь, а весьма нежно сжал сухие лапки,
цеплявшиеся за него, и сказал так ласково и тихо, словно утешал плачущее дитя:
– Нет-нет, дорогая Урсула, я не Брайан, увы. Посмотри на
меня внимательно!
– Не Брайан? Нет? – пролепетало странное существо.
Залитые слезами глаза в набухших морщинистых веках
трогательно уставились на молодого человека – и вдруг улыбка взошла на сухие,
дрожащие уста:
– Ты… Десмонд! Мой маленький Десмонд! Ты вернулся!
– Да, я вернулся. Как же я мог не вернуться к лучшей тетушке
в мире?
Он звучно расцеловал пергаментные щечки с толстым слоем
румян, и старая дама засмеялась. Смех ее напоминал звон колокольчиков, и Марина
вдруг ощутила, что и у нее глаза наполняются слезами.
«Это и есть „тетучка“, – поняла она. – Ну что ж, довольно
мила. А при таком племяннике спятить немудрено! И „дядючка“ тоже не в себе?»
Вышеназванный не заставил себя ждать. На крыльцо выскочил высокий
сухощавый джентльмен и замер, и всплеснул руками:
– Так ты приехал!
– Разумеется, – пожал плечами Десмонд, и нежная улыбка, с
какой он смотрел на тетушку, уступила место довольно-таки ехидной. – Очень рад
видеть тебя, Джаспер.
«Непохоже», – подумала Марина. Впрочем, непохоже было, что и
«дядючка» рад племяннику. И он очень старательно делает вид, что его застали
врасплох. Ведь прекрасно знал о том, что приедет Десмонд, зачем же комедия… «А
ведь он терпеть не может моего милорда!» – догадалась Марина.
Она с интересом взглянула на Джаспера Маккола. Лет под
пятьдесят, сухой, как жердь, лицо какое-то желтое, плывущий взор очень светлых
глаз, небрежно уложенные полуседые волосы, но все еще довольно красив. Портил
его только почти срезанный подбородок.
– Десмонд! – Новое восклицание заставило Марину вздрогнуть и
разогнало напряжение, воцарившееся, пока дядюшка и племянник молча мерили друг
друга неприязненными взглядами.
