– Покажите ваши руки, леди Элинор! Высохла на них кровь? О,
я знаю, вы никогда не простите! Проклятие Макколов вечно! – И вслед за тем
Урсула разрыдалась, причитая: – Бедная леди Элинор! Вас убили, но так, чтобы
смерть казалась естественной. Вас держали, а негодяй, подручный вашего мужа,
вскрыл вам вены, и вы истекли кровью. Потом кровь вытерли, и никто ничего не
заподозрил. Но утешьтесь: ваш убийца умер в жестоких мучениях. Его преследовал
призрак женщины, одетой в белое, с ручейками крови на запястьях… Покажите ваши
руки, леди Элинор!
– Я не леди Элинор! Оставьте меня в покое, сумасшедшая
старуха! – крикнула Марина что было сил и стряхнула с себя тщедушное, но цепкое
тельце.
Урсула недоумевающе воззрилась на нее:
– Не… не леди Элинор? А кто же?
И потащилась прочь, напевая свою песенку. Макбет поплелся
следом. Один раз оглянулся, и Марине почудился укор в зеленых кошачьих глазах.
Она бессильно привалилась к стене, в тоске подумала: «О
господи! Что я здесь делаю?!»
Глава 16
Фея лесного озера
Подходил к концу февраль, а признаков зимы Марине так и не
довелось увидеть. Каждый день розовая заря приводила за собою прелестный день,
потом золото солнца сменялось серебром луны. Переход зимы в весну был настолько
плавным, что Марина удивлялась: зачем англичанам придумывать названия для
времен года? Здесь стоит как бы одна пора, только иногда теплее, а иногда
прохладнее. Вспомнилась загадка: «Зимой и летом одним цветом…» Это не елка,
нет! Это Англия! То ли дело зима в России…
Марина, гулявшая возле замка, страстно сжала руки у груди:
так вдруг захотелось домой! Там сейчас празднуется Масленая неделя…
Девушка тяжело вздохнула. Хорошо, что в замке огромная
библиотека, – только книги помогали ей убивать время и гнали тяжелые мысли. Она
старалась вообще не думать о происходящем в замке. Только окунись в события,
прошлые или настоящие, – и они втянут тебя, как в омут, с головой! «Мне нет
здесь дела ни до чего! – уговаривала Марина сама себя. – Ни до Гвендолин,
которая то ли была, то ли нет. Ни до Джаспера с его опасными намеками и
пристрастием к ядовитому зелью. Ни до двух бедных брошенных невест,
помешавшихся от горя. Ни до…»
Она вздрогнула. Упомяни о черте, а он уж тут. Десмонд
спускается с пологого бережка, похлопывая хлыстиком по высоким сапогам. Сейчас
увидит ее – и повернет прочь, сделав вид, что шел вовсе не сюда… Марина глядела
исподлобья, недоверчиво: Десмонд шел прямо к ней, и на лице его не было
всегдашнего надменного, ненавистного ей «милордского» выражения – смотрел чуть
ли не с улыбкой. Как говорят в России: не иначе, леший в лесу сдох.
– Добрый день, кузина Марион! – приветливо окликнул Десмонд.
– Добрый день, – чопорно отозвалась «кузина» и весьма кстати
ввернула недавно затверженную непременную фразу: – Хорошая погода сегодня, не
правда ли?
– Да, да! – закивал Десмонд. – А вы, смотрю, изрядно
англизировались.
Марина прищурилась. Что его так разобрало? Смеется, глазами
поигрывает… Не задумал ли чего? Она бросила взгляд вокруг: здесь никто не
увидит, не услышит, если Десмонд начнет ссориться с ней… или любезничать.
Любезничать? А почему бы нет? Марина ведь кое-чего добилась, науськав Сименса
на воображаемую ведьму: тот если и не рассыпал по коридорам мак (наверное, не
нашел его в таком огромном количестве), то сам по ним шастал еженощно, и сколько
Марина ни стерегла, ни разу не видела Агнесс, идущую к Десмонду. Может быть,
милорд, лишенный привычных утех, распалился и пожелал немедля получить их от
кого угодно – скажем, от той, которая принадлежит ему по праву?
От такой мысли Марина почувствовала сердечное биение и жар.
Вот как накинется на нее сейчас…
Десмонд глядел на нее, приподняв брови, с явным изумлением
наблюдая за мгновенной сменой выражения ее лица. Наверное, увлекшись зрелищем,
и не кидался на Марину, не валил ее наземь, не задирал юбку. И она перевела дух
с чувством не то разочарования, не то облегчения.
– Вы, я вижу… как это сказать по-русски… при-горе-нилась? –
спросил он.
– Если я сижу под горкой, сие еще не значит, что я
пригоренилась, – усмехнулась Марина. – Пригорюнилась, хотите вы сказать?
Десмонд махнул рукой:
– Русский язык для меня слишком сложен. Не суть важно!
Скажите: вам тяжело здесь? Вы тоскуете? Вы… проклинаете меня?
Марина вытаращила глаза. Никогда не знаешь, чего от него
ждать! То приставит пистолет к виску, то в упор не видит, то глядит, будто…
будто…
– Вам-то что? – спросила она грубо, растревоженная,
испуганная новым Десмондом. – У вас, поди, и без меня хлопот довольно?
– Более чем, – согласился он уныло. – И знаете, Марион, со
мною что-то произошло после возвращения из России, и это пугает меня. Впрочем,
что вам до меня? Простите, если помешал вашему уединению.
Он собрался уйти, но Марина схватила его за плечо. Десмонд
обернулся, и оба они воззрились на руку на тонком сукне сюртука: Марина –
недоумевая, что ее рука проявила такое своеволие, Десмонд – удивленный и
одновременно обрадованный этим своеволием.
– Я не хотела, – пробормотала Марина, отдергивая руку и не
зная, что имеет в виду: свое движение или грубые слова. – Странно, что вы со
мной заговорили…
– А ведь, кроме вас, мне и поговорить-то не с кем, – тихо
улыбнулся Десмонд. – Вы одна знаете обо мне всю правду. И не только о… о наших
истинных отношениях, но и о тех мыслях, которые тревожат меня ежеминутно.
Марина задрожала. Сейчас он скажет, что хочет ее. И она…
нет, не признается в своем желании, однако не станет противиться, если он…
когда он…
– Мыслях об Алистере – Алистер, – продолжил Десмонд, и
Марина судорожно проглотила комок, в который вдруг превратились все ее желания
– и стали ей поперек горла. – Вернее, о его смерти. Знаете, мы никогда не были
близки с братом. Отец обожал мою мать. Меня тоже любил, однако истинным его
любимцем был Алистер. Мать Алистера происходила из рода первых британских
королей, поэтому брак знатного шотландца с особой королевской крови можно
назвать геральдическим. На моей матери лорд Джордж женился бы, даже окажись она
простой белошвейкой, но род Макколов должен был сохранить свой аристократизм! Я
был так изумлен, узнав, что брат намеревался обручиться с Джессикой. Она,
конечно, чудо, однако Алистер был всегда такой сноб во всем, что касалось
чистоты крови…
Марина только головой покачала. А каково б Десмонд
заговорил, узнав, что брат тайно обвенчался со служанкой, дочерью нищего
сельского священника, и что у них должен был родиться ребенок?..
