– Ну да, – кивнула Джессика. – Видите ли, хоть Урсула и вела
себя так, словно только и мечтала повидаться с леди Элинор, с человеком на
деревянной ноге или бедным поэтом, она в самом деле была до чрезвычайности
пуглива. Чуть ли не в обморок падала от любого внезапного звука за спиной,
никогда не гасила свечей на ночь, а если и выходила по ночам из своей спальни,
то лишь когда безумие совершенно овладевало ею. После таких путешествий она
долго билась в припадках, изгоняя из себя ночные страхи.
– Вы хотите сказать, – с трудом собирая мысли, забормотала
Марина, – что Урсуле привиделся призрак и она бежала от несуществующего
преследователя?
Джессика выпрямилась и глянула на нее вприщур. Будто лезвием
полоснула!
– От несуществующего преследователя? О нет, я вовсе не это
хочу сказать. Призрак не задушил бы несчастную даму ее собственной фатой! Я
хочу сказать, что преследователь изображал привидение, зная, что это может
лишить Урсулу остатков разума и сил. А потом, когда это произошло, он без
помех, хладнокровно задушил ее, на всякий случай сбросив еще и с башни. И
знаете что, Марион… Я уверена: убийца изображал не человека на деревянной ноге
и не поэта, убившего брата. Думаю, он принял облик леди Элинор, ибо именно ее
больше всех почитала и боялась безумная Урсула. А потом, сделав свое страшное
дело, убийца вернулся к себе и снял ужасный наряд – какой-нибудь белый балахон,
испятнанный кровью, и кровавые тряпки, которыми обвязывал запястья, чтобы
уподобиться леди Элинор. И еще. Мне кажется, что убийца – женщина, совершенно
убежденная в том, что никому и в голову не взбредет ее заподозрить. Она была
уверена в своей безнаказанности, а может быть, убийство опьянило ее. Говорят,
такое случается! Словом, она не позаботилась получше спрятать свой страшный
карнавальный костюм, а бросила его в первый попавшийся угол… Где он и валяется
до сих пор! – воскликнула Джессика, наклоняясь и доставая из-за шкафа комок
белого, испятнанного кровью тряпья. – Или вы скажете, что вам это кто-то
подбросил в вашу запертую изнутри комнату?
Марина ничего не сказала: не могла.
Ноги подкосились, и она резко села на кровать.
Джессика, даже не взглянув на нее, прошла к двери и
распахнула ее. Вошел Десмонд. Марина лишь вздохнула – да так и замерла с
полуоткрытыми губами. Десмонд тоже не глядел на нее: только на одежду в руках
Джессики.
– Так… А ведь я тебе не поверил, – хрипло выдохнул он и
поднял измученные глаза на Джессику.
– Это… и в самом деле кажется непостижимым. Надо еще
проверить серое платье, – сказала та.
– Да, проверь, – безжизненным голосом проговорил Десмонд. На
Марину он не глядел, словно ее и не было в комнате.
Джессика тоже смотрела только прямо перед собой, когда
огибала кровать и шла к шкафу. Без спросу она открыла его, без спросу принялась
рыться в вещах, и Марина вдруг испуганно обхватила себя за плечи – ей
захотелось убедиться, а в самом ли деле она здесь сидит. Может быть, ее и
вообще нет в комнате, раз Джессика ведет себя столь бесцеремонно, а Десмонд
стоит как неживой и тупо верит напраслине, которую возводит на нее Джессика?
Но именно в то мгновение, когда Марина убедилась в
реальности своего существования, Джессика выхватила из шкафа платье и подбежала
к свету.
– Вот пятна! – воскликнула она торжествующе. – Я так и
знала, что она не позаботится их свести. Она не сомневалась…
– Да, – тем же мертвым голосом молвил Десмонд. – Она не
сомневалась ни в себе… ни во мне. А напрасно.
Тут он наконец поднял глаза, но почему-то не смотрел в лицо
Марины, а на ее руки, которыми та все еще ощупывала свои плечи.
– Вижу, пальцы вы все-таки отмыли от крови, сударыня. Это,
конечно, было проще, чем вывести пятна крови. – Он не глядя выхватил у Джессики
серое бархатное платье и сунул его в лицо Марине.
О господи! Да ведь это пятна от краски, которой Марина
перемазалась в комнате Джессики. На кровь они, может быть, и похожи, но…
Чепуха! Пятна-то каким образом участвуют в паутине ужаса, которой опутана
Марина?
– О чем вы говорите, в толк не возьму! – выкрикнула она и
сама поразилась тому, как хрипло, неуверенно звучит ее голос. – Какое платье?
Какие пятна? О чем вы говорите, когда кто-то убил Урсулу!
– Кто-то? – повторил Десмонд, отшвыривая платье. – А сегодня
утром в лесу нашли чуть присыпанное песком тело капитана Вильямса с
перерезанным горлом. Агнесс, Вильямс, Урсула… Кто будет следующим, Марион?
Может быть, я?
И это были не последние его слова. Он еще успел сказать:
«Ваш любовник схвачен и во всем признался!» А потом вышел, так ни разу и не
посмотрев на Марину.
Джессика не удержалась и бросила торжествующий, но в то же
время и опасливый взгляд: вдруг Марина примется оправдываться и не дай бог
сможет разубедить или хотя бы разжалобить Десмонда. Но та не шелохнулась, и
Джессика удалилась в окончательном убеждении, что накрепко пригвоздила свою
жертву. И чем дольше она будет в таком убеждении пребывать, понимала Марина,
тем лучше.
Стало быть, Хьюго схвачен. Джессика и его не пощадила… Он
признался. В чем, интересно знать? Уж, конечно, не в том, как ненасытная любовница
в восторге скребла его спину ногтями! Небось нагородил целую гору вранья,
очернившего Марину.
Урсула… Урсула погибла!
Марина прижала кулаки к глазам. Глаза болели, но слез не
было.
Любопытно бы узнать, сама-то Джессика, обвиняя Марину,
верила в то, что говорила, или просто нагло, вдохновенно лгала, как она лгала
всем и всегда? Жаль, что она нашла дурацкий балахон за шкафом, а не то еще
вопрос, какое «роковое» доказательство приберегла бы она для Десмонда. То-то
небось возликовала, увидев, что жертва клеветы избавила ее от хлопот по
подтверждению обвинения!
Марина покачала головой. Нет, не так. Она опять
недооценивает Джессику. Уж если она или Хьюго, а может быть, оба вместе следили
вчера за Урсулой, то прекрасно знали: войдя в спальню Марины в белых тряпках, в
образе леди Элинор, Урсула вышла оттуда одетая как обычно. Да, Джессика играла
наверняка. Она знала, что искать.
