А она-то ломала голову, мучилась: ну как мог Десмонд
поверить, будто она совершила такое страшное преступление… Зачем, дескать?
Незачем. Ей – точно незачем. А вот Десмонду очень даже есть зачем! Он-то и убил
капитана. Однако, верно, Вильямс задорого продал свою жизнь. Дрался, уж
конечно, до последнего!
Марина брезгливо сморщилась, вспомнив, как Десмонд
притащился в замок чуть живой. Лошадь его сбросила, как же! Сболтнул первое,
что на язык взошло, лишь бы отвести глаза Урсуле и Марине. Не больно-то и
старался, выдумывая. Урсула, мол, всякое проглотит, да и с дурочкой Марион
можно не церемониться, кто она такая…
Вот именно! Кто она такая? Уничтожен единственный свидетель
ее брака с Десмондом, и неважно, если в каком-то судовом журнале сохранилась
соответствующая запись. Что бы ни говорила теперь Марина, какие бы права на
Десмонда – на Маккол-кастл! – ни предъявляла, все будет пустым звуком. Ей еще
труднее доказать свои права, чем двухлетнему Алану: поди найди тот судовой журнал!
Зачем на свою погибель явился в замок Вильямс? Неужто лишь для того, чтобы
узнать, как поживают сумасшедшие супруги, лорд и леди Маккол? Узнал – и
заплатил жизнью.
Теперь Десмонд и Джессика обезопасили себя со всех сторон.
Кроме одной… Им и в голову не может прийти, что Марине совершенно наплевать на
Маккол-кастл со всеми его обитателями и обуревающими их страстями. А если ее
сердце рвется от любви на части, то об ее боли никто не должен знать, кроме нее
самой. И она победит свою боль. Потому что невозможно ведь любить недостойного
человека! Или возможно? Ну, это ей еще предстоит узнать, у нее целая жизнь
впереди… Но вдруг Десмонд все-таки решит обезопасить себя от ее возможных
(отсутствующих, но ему-то сие неведомо!) притязаний на Маккол-кастл? Что, если
он решит и ее заставить замолчать – так же, как заставил замолчать Вильямса?
Марина слабо улыбнулась: сейчас собственная жизнь
представлялась ей чем-то столь незначительным и обременительным, что она,
кажется, и пальцем не пошевелила бы, распахнись теперь дверь и появись убийца,
подосланный Десмондом. Однако оставалось еще не воплощенным то, о чем они
договорились ночью с Урсулой. Старая дама мертва, но Марина-то жива. И она
должна сделать то, что обещала, ибо обещание, данное умирающему (ведь Урсула
погибла!), равнозначно священной клятве и неразрушимо… как неразрушимы узы,
налагаемые господом на мужчину и женщину при венчании.
Марина закрыла глаза и печально покачала головой. Вот в чем
беда, вот горе-то в чем! Они с Десмондом повенчаны. Господь слил их воедино, и
если Десмонд предался дьяволу и отрекся от жены своей, то она не отречется ни
от господа, ни от своего супруга. Она спасет его душу – или погибнет. А значит,
ей все же необходимо выбраться, улететь, уползти… да хоть сквозь стену просочиться,
но только выйти из комнаты.
Марина обвела спальню, ставшую узилищем, пламенным взором,
словно надеясь поджечь ее и огнем добыть себе свободу. И в первое мгновение
даже не удивилась, когда боковая стенка шкафа вдруг дрогнула, а потом и весь
шкаф медленно отъехал от стены, открывая узкую щель. Не тотчас она поняла, что
не ее сила воли и любви разверзла стену, а сделал это кто-то другой. Но вот в
щель просунулась рука, потом плечо, голова…
Марина не стала ждать, пока убийца, которого все-таки
послали к ней Джессика и Десмонд, пролезет в узковатую для него щель и
набросится на свою жертву, сидящую с разинутым ртом. Схватила тяжелый бронзовый
подсвечник, стоявший на ночном столике, и без малейших колебаний обрушила его
на лысую голову.
Человек упал, даже не пикнув. Марина с усилием втащила в
комнату его тяжелое тело – и облилась холодным потом. А вдруг сейчас из щели
выскочит его более худощавый и проворный помощник? Но за стеной было по-прежнему
темно и тихо. Марина перевела дух и позволила себе наконец-то взглянуть на
человека, который пришел прикончить ее, но которого, очень может быть,
прикончила она сама. Нет, вроде бы дышит, жив… Ну, слава богу, не взяла греха
на душу!
Она перевернула тело – и обомлела, увидев… Сименса.
Глава 25
Исчезновение Флоры
Все, на что была сейчас способна ее взбудораженная
головушка, это подсказать взять с собой свечу, дабы не блуждать ощупью в
паучьей сети тайных ходов, опутавших замок. Марина пролезла за шкаф и осторожно
двинулась вперед.
Сименс, подумать только! Значит, Десмонд только делал вид,
что гневается на верного слугу, а сам приберегал его для тайных дел? Или Сименс
так желал воротить расположение своего господина, что пошел и на душегубство?
Ну, ему не впервой: Агнесс, да и прежние его жертвы тому доказательство. А вот
интересно, хворь, разбившая Сименса, прошла? Или Десмонд так дешево ценил
Марину, что послал к ней полуживого старика, уверенный, что ее можно взять
голыми руками?
Марина мстительно усмехнулась. Ей давно хотелось разделаться
с Сименсом, еще со времени гибели Агнесс, да бог все воли не давал. А теперь
все удачно сошлось.
Нетерпеливо притопнув, она наступила на подол и чуть не
упала. Ох, нет, рано торжествовать, да и задумываться хватит. В лабиринте ее
мыслей сейчас заблудился бы и Тезей, даже с двумя Ариадниными нитями. А надо
бежать по настоящему лабиринту!
По счастью, переход не разветвлялся, не петлял, а вел да и
вел куда-то и совсем скоро вывел Марину на галерею для менестрелей, протянувшуюся
над огромным нижним залом, где, говорят, прежде давали балы и устраивали
празднества.
Зал был пуст, на галерее тоже ни души. Марина опрометью
слетела по лестнице, стараясь сохранять достойный и равнодушный вид: кто бы ни
попался ей навстречу, он не должен был заподозрить, что мисс Марион не просто
невинно прогуливается, а совершает побег. Едва ли Десмонд и Джессика успели
сообщить всем обитателям, что она арестована. Только бы эта парочка не стала на
ее пути!
Интересно, а Джессика уже соблазнила Десмонда или еще строит
из себя несусветную невинность? У Марины даже ноги подкосились от этой мысли.
Нет, нельзя ни о чем таком думать!
Она без помех вышла из замка. И во дворе никого, точно
вымерли все… Либо отдают последний долг Урсуле. Марина мысленно попросила
погибшую подольше отвлекать внимание и потянула на себя тяжелую дверь конюшни.
Откуда ни возьмись вылез заспанный парень с соломою в
волосах, но он только осоловело кивнул, когда Марина приказала ему седлать
гнедого, причем взять мужское седло.
