Мелькнуло воспоминание о картине, висевшей в коридоре, но
оно было слишком страшным, и Марина отогнала его. Морщась от странного,
отвратительного запаха, наполнявшего комнату, пошла вдоль стен, ощупывая их
ладонями в надежде найти какое-то отверстие, выход, и вдруг обнаружила, что она
здесь не одна: в углу, на полу, сидел скелет.
Захлебнувшись криком, Марина в ужасе уставилась на шелковый
камзол с золотыми пуговицами, на пожелтевшее, полусгнившее кружевное жабо.
Такие наряды носили лет тридцать-сорок назад. Ткань и башмаки изрядно истлели,
однако некогда это был нарядный костюм: на пряжках сверкали бриллианты.
Почему-то их блеск вызвал слезы на глазах Марины: ради какого торжества нарядился
сей несчастный, будто жених для встречи с невестой? Не для того же, чтобы
повенчаться со смертью?
И вдруг мелькнула некая мысль, некая догадка… столь
страшная, что Марина невольно прижала руку ко рту, подавляя крик. Словно из
дальней дали долетел, заглушая доводы перепуганного рассудка, надтреснутый,
дрожащий голосочек:
Увы, увы, вон тот лесок,
Те изумрудные холмы,
Где обнимал меня дружок,
Где по цветам бродили мы,
Как нежный лютик, вся звеня,
Была любовью я согрета…
Зачем покинул ты меня
В расцвете лет, на склоне лета?
О нет, о нет! Но по всему выходило, что – да.
Марина с трудом подавила нелепое желание присесть в
реверансе перед скелетом, который печально и жутко таращился на нее пустыми
глазницами.
– Сэр Брайан, – пролепетала она, – встретились ли вы уже с
Урсулой?
Так вот где он был, безвестно сгинувший жених, обездоливший
свою невесту! Кабы знала Урсула… Но, видимо, сия каморка составляла какую-то
особенную тайну замка, и непосвященные не имели о ней представления. Если уж
Урсула не ведала о ее существовании, то, верно, и никто из ныне живущих.
Возможно, сэр Брайан попал сюда так же нечаянно, как сама Марина: что-то задел
(какую-то панель), на что-то наступил (на какую-то плиту) – и оказался навеки
отрезан от невесты, от счастья… от самой жизни. Судя по всему, из каморки не
может вырваться ни звука. Несчастный, конечно, кричал, пока голос его не
превратился в стоны, а затем в последние хрипы умирающего. Наверняка бился в
непроницаемые стены, ощупал каждый дюйм, пытаясь привести в действие секретный
механизм, отпирающий невидимый выход из ловушки, но постепенно силы его
иссякли, и он простерся на полу, не в силах шевельнуть даже пальцем. И в конце
концов страдалец испустил дух, уже отчаянно желая смерти, которая прекратит его
муки, и в то же время мечтая отдалить ее приход, ибо пока человек жив – жива и
надежда.
Но никто не пришел, не нашел его. И кабы не новая роковая
случайность, участь его так и осталась бы навеки безвестною.
И вдруг будто чья-то недобрая ледяная рука стиснула сердце
Марины. Участь сэра Брайана по-прежнему останется безвестной. Как и участь той,
которая нашла его… себе на погибель.
С непостижимой ясностью девушка поняла, что изображенная на
странной картине красавица, в отчаянии бьющая в стены глухой, без окон, без
дверей, каморки, – это она сама. Ну а сэр Брайан – лишь подтверждение тщетности
всех ее будущих усилий.
Отчаянный крик взвился к потолку, тоненькой, неслышной
струйкою просочился сквозь щели, улетучился. Кричи, не кричи… Сэр Брайан тоже
кричал, но никто не услышал, хотя его искали изо всех сил. А ее-то не будут
искать. Никто не знает и не узнает, что она вернулась в замок. Никто и
вообразить себе не сможет, что она нуждается в спасении!
Неужели ей никогда не выйти отсюда? О нет…
Невольная узница отпрянула от скелета, этого чудовищного
свидетельства вековечного торжества Смерти, и ринулась к тому месту, где
очнулась, как если бы оно было более остальных близко к реальному, живому миру,
из коего Марина оказалась так внезапно и ужасно вырвана. И вдруг новая волна
смрада нахлынула на нее. Запах гнили. Запах смерти.
Марина шагнула в угол, полускрытый тенью, и тут же
отпрянула.
Ноги подогнулись, руки затряслись, в голове застучали тысячи
железных молотов. Перед глазами встали кровавые пятна, но они не в силах были
заслонить ужасную картину. В углу находился разлагающийся труп женщины в
грязном, изорванном коричневом платье из грубой ткани, какие носят монастырские
послушницы, с распущенными, спутанными волосами цвета льна. Черты лица сделались
неразличимы под жуткой маской, которую надела смерть, но Марина разглядела
жуткие раны у запястий, из которых в изобилии натекла вокруг кровь,
превратившаяся в черные, запекшиеся пятна.
Леди Элинор? Ох, нет… Марина никогда не видела эту страдалицу,
однако мгновенно и безошибочно узнала ее. Гвендолин!
Прошло немало времени, прежде чем Марина пришла в себя.
Горькие рыдания вырвались из груди – словно бы душа ее вырвалась на волю и
оплакивала несчастную плоть, которой предстоит сделаться добычею мучений, а
затем и тлена. Но оплакивала она и всех усопших здесь – своих сотоварищей по
несчастью, по обители смерти.
Разум, еще не вполне осознавший неизбежность гибели,
по-прежнему пытался делать то, чем был занят последнее время, – расплетал венок
чудовищных интриг, свитый Джессикой. Словно бы воочию Марина увидела, как
несчастную леди Маккол, связав и заткнув ей рот, волокут из башни в эту
зловещую каморку. Джессика и Хьюго смотрят хладнокровно, а быть может,
торжествующе, как Линкс вскрывает Гвендолин вены. Потом они ждут, пока жертва
не перестанет стонать, пока вся жизнь не истечет из нее.
Конечно, болезнь Джессики была выдумана лишь для отвода глаз
– на самом деле ей был нужен предлог пригласить Линкса в замок. Лжедоктор
наверняка воспринимал убийство как новую месть аристократам, ну а Джессика
наверняка радовалась, что ее заветная цель приблизилась еще на… еще на один
труп. Может быть, только Хьюго сделалось на мгновение жаль несчастную. Хотя
нет, скорее всего, он пожалел, что не сможет более пользоваться ее
беззащитностью и удовлетворять свою животную похоть. А затем они все вместе
ушли, и тайна смерти Гвендолин сравнялась с тайной смерти сэра Брайана.
Гвендолин мертва. Но двоих ее убийц уже наказал господь. Да
и третьей, надо надеяться, тоже придет черед расплаты за все злодеяния.
Марина вздрогнула от промелькнувшей мысли. Словно бы луч
света на миг выглянул из-за туч и скрылся, но этого мига хватило, чтобы
волшебно преобразить мрачную, ужасную картину. Да ведь если Джессика, Линкс и
Хьюго убили здесь Гвендолин, а потом ушли… Значит, отсюда уйти можно!
