— Замолчи сейчас же! А то я налечу на кого-нибудь, — проворчал он.
Габи покачала головой и улыбнулась.
— Неисправимый человек!
— Такой и был. И не притворяйся, что ты этого не знала. Закрой глаза. Мы уже почти приехали.
У Габи было такое чувство, что она у себя дома. Здесь было тихо и безопасно. Но она не могла не вспомнить тот вечер, когда она пришла сюда вместе с Джо, и сердце у нее защемило. Она тревожно поежилась, словно боялась, что перед ней вдруг появится призрак. Но она так переволновалась и так устала, что покорно последовала за Марком.
Он привел ее в ванную комнату и отвернул кран.
— Это тебе поможет, — сказал он. — А потом поспишь.
— Я могу заснуть прямо в ванне, — сонно пробормотала она.
— Не заснешь.
Марк наполнил ванну, бросил в нее какие-то ароматические кристаллики. Наверное, из запасов Ланы, огорчилась Габи.
— Ну вот, готово, детка. Сейчас я тебя туда погружу.
Он начал спускать с нее рубашку, заботливо стараясь не травмировать раненое плечо.
— Марк, не надо! — запротестовала Габи.
— Нет, надо. Я знаю, как ты выглядишь, детка, — ласково сказал он, продолжая раздевать ее. — Я не упаду в обморок, увидев тебя, а ты не падай в обморок от того, что я на тебя смотрю. Если бы не проделки судьбы, я бы уже дважды любил тебя… до конца…
— Я знаю. Но…
— Ш-ш-ш-ш. — Марк мягко приложил палец к ее тубам. — Ни слова больше, малышка!
Габи смотрела в его черные глаза, пока он снял с нее рубашку и бросил ее на пол. И тогда он устремил глаза на нее: на ее высокую, упругую грудь, тонкую талию, плавный изгиб бедер, на длинные стройные ноги. Он наклонился, поднял ее на руки и осторожно опустил в ванну. Габи только ахнула — с такой легкостью он это проделал.
— Ты шею сломаешь, — сказала она.
— Ну уж не от такой крохотули, как ты.
Он достал из шкафчика махровую рукавицу, намылил ее и начал мыть Габи, не обращая внимания на ее попытки отнять у него рукавицу и мыться самой.
— Сиди смирно, не вертись, а то я пропущу какое-нибудь местечко, — посмеивался он.
Габи покраснела, а он продолжал осторожно тереть ее рукавицей, с наслаждением вдыхая аромат ее тела. К тому времени, как он покончил с мытьем, Габи чувствовала себя так, будто они занимались любовью, — так сладостно было ощущать на своем теле прикосновения его рук.
— Вставай, — шепнул Марк, кончив мытье, и протянул Габи нагретое полотенце.
Габи, как лунатик, выступила из ванны и встала перед ним, а он стал медленно, дюйм за дюймом, растирать ее тело, то и дело останавливаясь, чтобы коснуться ее нежными, требовательными пальцами.
— Хочу погрузиться в ванну вместе с тобой, — заглядывая ей в глаза, прошептал он. — Мы займемся там любовью.
Габи закрыла глаза — его голос, его руки сводили ее с ума.
— Я… я не хочу.
— Нет, ты хочешь, — нежно сказал он и мягко, словно бабочка крылом, коснулся губами ее губ. — Но мы не станем этим заниматься, пока не заживет твое плечо. Не хочу, чтобы разошлись швы.
— И вообще не станем, — трепеща, сказала она.
— Габи, — прошептал Марк, уронив на пол полотенце, — разве ты не хочешь меня? — И он медленно привлек ее к себе. То, что она читала в его глазах, не нуждалось в пояснениях. Он обхватил ладонями ее лицо и наклонился к ее губам. — Не хочешь? — спросил он.
Его губы прижались к ее губам. Габи молчала, словно завороженная. Марк раздвинул своими губами ее губы, медленно, нежно, ощущая ее дрожь, ее прерывистое дыхание, когда его язык проник в глубь ее рта и нащупал кончик ее языка.
Габи дрожала, чувствуя, как колотится его сердце.
— Марк! — Она издала стон под напором его требовательного рта.
— Извини, — подняв голову, прошептал он, а его руки тем временем потянулись к ее грудям. — Прости меня, Габи, но я чуть было не потерял тебя, ты спаслась чудом. Я хочу чувствовать тебя, касаться тебя, вдыхать теплоту твоего тела! Хочу убедиться, что ты жива и рядом со мной!
— Остановись! — нервно запротестовала она, когда его пальцы приблизились к ее затвердевшим соскам и стали мягко их теребить, доставляя ей неизъяснимое наслаждение.
— Но ты ведь выдаешь себя, Габи, ты хочешь меня, — с мягким упреком сказал Марк. — И ты хочешь, чтобы я чувствовал твое желание. Почему же ты не хочешь чувствовать мое?
Он обхватил своей большой рукой ее бедра и медленно притянул к своим, чтобы она почувствовала, как меняются контуры его тела. И стал смотреть ей в глаза, пока это происходило, и даже улыбнулся, заметив, как расширились ее зрачки и ее глаза стали почти черными. Хотя ему было не до улыбок — так мучительно он хотел ее.
— Да, тебе это нравится. Тебе нравится знать, что ты обладаешь надо мной такой властью, — прерывисто проговорил он. — Тебе нравится чувствовать, как сильно я хочу тебя.
У нее пересохли губы, когда она подняла глаза на его улыбающееся лицо.
— Я никогда… не испытывала ничего подобного с каким-то другим мужчиной. У меня это вызывало отвращение. А с тобой все так естественно и не стыдно.
— Это жизнь, — согласился Марк. — Я преподал тебе урок, Габи, показал тебе, что желание — это естественное и прекрасное чувство, что любовники должны дарить его друг другу без страха и стыда. Я рад, что теперь ты будешь это знать.
С ним Габи становилась безрассудной и бесстрашной. Так было всегда, несмотря ни на что. Злость, унижение, обида — все уходило на задний план.
Она немного отстранилась от него, положила его ладони на свои груди и стала смотреть, как он обводит ими гладкие, упругие округлости.
— О, меня волнует, когда ты так смотришь! — глухим, дрожащим голосом произнес Марк.
— А мне нравится смотреть, как ты это делаешь, — прошептала Габи, и глаза ее голодно сверкнули, когда она устремила взгляд на его лицо. — Мне нравится смотреть на твои руки, когда ты трогаешь мою грудь.
Глаза у Марка закрылись, он вздрагивал.
— Габи…
— Извини. — Она отодвинулась, подняла с пола полотенце и завернулась в него. Щека у нее дернулась от боли в плече, она дотронулась до него и слабо улыбнулась Марку.
— Ты такой темпераментный? — спросила она. Он был бледен и никак не мог выровнять дыхание. — Горячая итальянская кровь? Загораешься, едва женщина подойдет к тебе поближе? Я не хотела причинять тебе боль.
— Однако причинила, и я этого хотел, — сознался он. Голос его звучал без обычной твердости. Он выпрямился и печально улыбнулся. — Придется нам повременить, покуда ты не оправишься. Для того, что я задумал для нас, требуется большая кровать. А ты должна набраться сил.
