И такая уверенность была в его голосе, что Фолко и Торин повиновались Маленькому Гному без звука.
Черный зев пещеры раскрылся внезапно, друзья с разгону влетели внутрь.
Копыта гулко зацокали по каменному полу.
— И что дальше? — Мифрильная маска уже закрывала лицо Торина, голос глухо доносился из-под нее. — Они сейчас будут здесь…
Вместо ответа Малыш молча указал пальцем в угол, в самое дальнее место, куда еще добирались проникающие снаружи лучи. Повернувшись вслед за рукой Малыша, Фолко увидал там несколько странных знаков на стене, незнакомых ему рун, чем-то напоминавших Даеронские.
— Черные Гномы… — выдохнул Торин.
И в тот же миг за их спинами затопали тяжелые сапоги, Преследователи настигли их.
— Задержите их, задержите хоть на пару секунд! — крикнул Малыш, устремляясь прямо к начертанным на камне письменам.
Об опущенное забрало хоббита тотчас сломалась арбалетная стрела. С шипением рассекая воздух, взлетел, впрыгнул в руки хозяина изрядно запятнанный свежей кровью топор Торина; частые удары коротких и толстых арбалетных болтов не давали Фолко прицелиться, и без того он был весь мокрым от пота, заставляя себя стоять в полный рост под колючим дождем.
Вслед за Торином хоббит также потащил из ножен свой меч.
— Взять их живыми! — раздался знакомый голос, шедший из-за спин столпившихся у входа нападавших.
Все новые и новые воины Олмера врывались внутрь, постепенно охватывая сжавшихся в углу друзей. Испуганно заржал конек хоббита, и тотчас взвились арканы.
Их кидали хазги и истерлинги — непревзойденные мастера своего дела, и не было тут несокрушимого, неколебимого хирда, который мог в нужный момент удержать тебя, спасти от уже захватившей шею гибельной удавки; хотя гномам и хоббиту арканы были не в диковинку — их пробовали пустить в ход против них еще незабвенные басканы, — но куда было тем увальням до великих мастеров ременной игры из числа личных телохранителей Вождя!
Под прикрытием непрекращающегося потока стрел (из которых каждая могла найти свою дорожку, отыскать непрочное сочленение или расширившуюся чуть-чуть больше, чем надо, щель) медленно приближались метатели арканов, наматывая кожаные веревки себе на локти. Фолко, превозмогая себя, все же попытался извлечь из колчана стрелу, наложил ее на тетиву, выстрелил — однако наконечник лишь высек искры из прочного нашейного хауберка одного из истерлингов.
Теряя терпение, Фолко зашипел, ощериваясь, словно кошка. В обеих руках сверкала сталь, ноги были напружинены, готовы к прыжку, рядом боевой башней застыл в своем грозном шипастом доспехе Торин, а у них за спиной Малыш продолжал что-то делать, сопя и хрипло ругаясь.
Наконец решившись, один из истерлингов, очевидно, посмелее других, взмахнул рукой, и черная ременная петля захлестнула плечи гнома. Следуя примеру удачливого товарища, прыгнули вперед еще трое воинов Олмера.
Рыча, словно невиданный зверь в несказанной ярости, Торин не стал пытаться разрезать опутавшую его петлю; невысокий, почти квадратный в своих мощных доспехах, он неожиданно рванулся на врага сам, перекатившись по полу пещеры, точно детский мяч. Брошенные три аркана захватили лишь пыль, а Торин, не поднимаясь на ноги, из немыслимой позиции одним взмахом перерубил отважному истерлингу обе ноги, и вопль дикой боли забился под низкими сводами, камень щедро оросился кровью.
Несмотря на эту удачу, гному, конечно, было бы несдобровать, если бы на него сейчас навалились все противники одновременно. Он и не пытался остановить их в одиночку; держа топор наготове, Торин медленно пятился назад.
— Ну же, Строри! — заорал, надсаживаясь, Торин, словно Малыш был в доброй лиге от него. — Давай же, во имя Дьюрина!
И, словно отзываясь на заветное слово, за спиной хоббита что-то негромко зашелестело, точно заработал какой-то потайной, тщательно смазанный механизм; у воинов Олмера вырвались изумленные восклицания, и тут в задних их рядах внезапно поднялась какая-то неразбериха, а еще спустя миг хоббит понял и ее причину: расталкивая своих, вперед устремился сам Вождь.
— Быстрее, Фолко! — услыхал хоббит истошный вопль Маленького Гнома.
Но что-то мешало ему повернуться: его заворожила надвигающаяся сила.
Меч был зажат в левой, здоровой руке Олмера, глаза метали молнии — он раньше всех понял, что происходит, что добыча ускользает, и ринулся в атаку.
Чья-то неимоверно сильная рука рванула Фолко за плечо так, что он не удержался на ногах и, отчаянно пытаясь сохранить равновесие, отлетел назад шагов на пять-шесть — и будто с головой окунулся в темную воду; кругом был мрак. Тайная каменная дверь быстро закрывалась; одна или две стрелы сломались о стены узкого темного хода, где оказались друзья.
— Они… они не откроют? — задыхаясь от волнения, совсем по-детски спросил хоббит у своих спутников.
Все вокруг тонуло в плотном сумраке, было слышно только тяжелое дыхание гномов.
— Не откроют… как и мы, впрочем, — со смешком сказал Малыш заметно дрожащим голосом.
— То есть как? — опешил хоббит.
— Да уж как есть. Внешний-то замок я открыл, потому что там были кое-какие подсказки на нашей Тайной Речи, а здесь… я шарю, шарю, но пока не нащупал вообще ничего похожего на замок.
— Погоди, а зачем его сейчас открывать? — хрипло произнес Торин. — Не терпится в объятия Санделло?
— Сейчас, понятное дело, открывать незачем, — согласился Малыш. — Но сколько ты рассчитываешь тут так просидеть?!
— Ну… день, два… Вождь спешит, путь его далек, охраны он тут не оставит… Вдобавок нам больше не вынести без воды.
— Погодите! — воскликнул окончательно сбитый с толку хоббит. — Чья это вообще пещера? Черных Гномов?
— Их работа, клянусь клещами Ауле! — заявил Малыш; судя по звукам.
Маленький Гном устраивался у стены поудобнее, ерзая из стороны в сторону.
— Старая, правда… но далеко не заброшенная. Куда вот только ведет? Но это большая удача, что мы на нее натолкнулись. Таким пещерам можно доверять. Я слышал, что в таких местах можно не бояться ни орков, ни какой иной подземной нечисти. Погоди, переведем дух, запалим что ни есть, осмотримся… Уверен, что замок должен быть…
Раздался глухой скрип, все сразу умолкли, поспешно хватаясь за оружие.
Скрип повторился, словно чьи-то исполинские когти рвали в клочья чрезвычайно прочную, неподатливую грубую ткань. И в тот же миг по сознанию хоббита словно бы ударили тяжелым тараном, кто-то настойчиво тянулся к нему, стремясь добраться до самого сердца, высосать силы, погасить мысли — и могла ли какая-то дверь, пусть даже каменная и сработанная Черными Гномами, остановить его?
Страх, какого уже давно не знал хоббит, вновь охватил его, парализуя волю; как завороженный, не в силах отвести взор, Фолко вперился в черноту, откуда раздавались зловещие скрипы. Внутренний взор рисовал ему смутные контуры размытой серой фигуры, грозной и обуянной гневом, застывшей с широко распростертыми в стороны руками перед наглухо запертой дверью.
