— Кто-то должен помочь Эовин добраться до Умбара, — непререкаемо заявил Фолко. — И слушать ничего не хочу! Один раз ее уже украли… не хватало, чтобы теперь просто убили, если нас таки нагонят! Слышите, вы, тангары?!
— Я не пойду! — Эовин вскинулась разъяренной кошкой. — Ни за что!..
— А как ты себе это мыслишь, друг хоббит? — невинным голосом поинтересовался Торин, с преувеличенным интересом рассматривая лезвие своего топора. — Что один из нас бросит остальных и потащится в Умбар? А там будет попивать себе пивко в местных тавернах — прескверное, надо сказать, его и пивком-то назвать нельзя! — давить мух да громко жаловаться на скуку? Неужели ты обречешь одного из нас на такую пытку, ты, наш давний друг?!
— Торин, — внутри у хоббита все кипело, — ты понимаешь, что Эовин здесь оставаться нельзя?! Или в твоей тупой гномьей башке от неумеренного потребления пива уже вконец помутилось.
Торин побагровел, на скулах тангара заходили желваки, а громадные кулачищи сжались. Таким Фолко видел его только перед самыми жестокими битвами.
— Да что ты возомнил о себе, ты… — начал было гном, и, наверное, все кончилось бы нешуточной дракой — если бы хоббит не овладел собой.
— Торин, опомнись! Это же то самое безумие, что и у харадримов, и у перьеруких! Понимаешь, нет? Малыш, помоги!
Маленький Гном действовал, как всегда, быстро и не раздумывая. Схватив котелок с водой, он в одно мгновение опорожнил его за шиворот Торина. Тот взревел, словно десять балрогов сразу — так, что Рагнур, скривившись, повис у него на плечах, самым невежливым образом пытаясь заткнуть ему рот.
— Обезумел ты, гном! — зарычал кхандец в самое ухо Торина.
На рычащем тангаре повисли Рагнур и Малыш; миг спустя к ним присоединился Фолко. И — то ли вылитая Строри вода и впрямь подействовала отрезвляюще, то ли еще что, но Торин вдруг как-то обмяк, уронил руки и перестал вырываться.
— Все, друзья, все. — Он провел по лицу широченной ладонью, словно снимая липкую отвратительную паутину. — Уже прошло… Ух!..
— Нам нельзя ссориться — неужто еще кто не понял? — с досадой заметил Фолко. — Да, на нас эта штука действует слабее — но действует все равно. И мы запросто перережем друг другу глотки, если начнем спорить по каждому поводу…
— Вот именно, — подхватил Малыш. — Так, может, ты тогда и уступишь?..
Эовин умоляюще смотрела на хоббита. Тот, не выдержав, отвел взгляд.
— Эовин… Мы через многое прошли, мы странствуем и воюем уже десять лет… У тебя пока нет ни сил, ни опыта… Нам придется все время думать не о том, как исполнить наш долг — добровольно принятый, — а как уберечь тебя от опасностей. Я совершил тяжкую ошибку… Там, еще в Рохане… Когда согласился, чтобы ты отправилась с нами…
— Если вы спорите, кому возвращаться в Умбар с достославной воительницей Эовин, то это могу быть я, — спокойно заметил Рагнур. — Мой тан приказал мне помочь вам выручить ее — и вернуться обратно. Приказа идти с вами в дальний Харад я не имею — а вы знаете, как строго карают у нас за неисполнение слова тана, которому я присягнул добровольно и служу без принуждения…
— Иными словами, ты трусишь, — чистя ногти кончиком кинжала, спокойно заметил Малыш. В следующий миг виснуть на плечах кхандца пришлось уже Торину и Фолко — вместе с Эовин.
— Друзья, друзья! — с отчаянием вскричал хоббит, когда мокрый Торин привел Рагнура в чувство тем же самым образом — опорожнив второй котелок.
— Кто бы за водой сходил — кончилась, а то, чувствую я, мы сегодня все друг друга пообливаем, — невозмутимо заметил Малыш.
Рагнур, отфыркиваясь, точно кот, полез в мешок за сухой одеждой.
— Верно, — заметил он, разворачивая рубаху. — Верно, брат Фолко, — мы и впрямь друг друга поубиваем… Потому что и в самом деле — каждое слово поперек — теперь словно плевок в лицо…
— Так ты понимаешь теперь, зачем мы идем в дальний Харад? — в упор спросил Торин.
— Не понимал… пока на себе не почувствовал, — криво усмехнулся кхандец, освобождаясь от доспехов.
— Ну, видишь, нам без тебя — никак? — настаивал гном. — Это не северные земли… тут даже трава другая!
Рагнур опустил голову. Кхандец тяжело дышал, лоб его в лунном свете блестел от пота.
— Постой, постой, Торин! — спохватился Фолко. — Ежели так, то кто же отведет Эовин в Умбар?
— Никуда я не пойду! — вновь выпалила девушка. — Один раз они меня схватили, но, клянусь Эовин Великой, чье имя я ношу, — второй раз у них такое не пройдет! Да и что может быть лучше — погибнуть в бою за правое дело?!
— Ох уж мне эти девчонки, наслушавшиеся героических баллад! — вздохнул Фолко.
— Брось, Фолко. — Торин хлопнул его по плечу. — Так нельзя. Возраст — не препятствие для доблести. Мы свободны в выборе. Вспомни, что случилось бы, не отпусти тебя вслед за мной дядюшка Паладин — да пребудет дух его в покое по ту сторону Гремящих Морей!
Фолко опустил голову. Гномы есть гномы, и ничего тут не поделаешь. Всяк свободен — что хочешь, то и делай. Это, наверное, оттого, что больно уж крепка да тяжела власть их собственных подземных правителей — там, в старых, переживших не одно тысячелетие городах…
С последней надеждой хоббит взглянул на Рагнура — но кхандец, как ни в чем не бывало, уже вновь набрасывал на себя кольчугу.
Эовин вдруг показала Фолко язык.
Глава 2. АВГУСТ, 1, ДВА ЧАСА ПОПОЛУНОЧИ, ТРИ ЛИГИ ЮГО-ВОСТОЧНЕЕ ХРИССААДЫ
Четвертый день полноводные реки вчерашних рабов, а ныне как будто бы почти что полноправных воинов Великого Тхерема текли на Полдень, к южным рубежам Харада. Гордой державе грозили войной невесть откуда взявшиеся орды странных пришельцев. Женщин гнали вместе с мужчинами. Кормить стали получше — но цепей так и не сняли. Появились харадские же полутысячники, из тех, что знали Западное Наречие, — каждый при двух-трех десятках воинов ближней охраны. Обычных же сотников и десятников набрали из рабов.
— И с этим сбродом мне идти в бой! — Уперев руки в боки, командир — харадрим в полном боевом доспехе — остановился перед сбившимися вокруг Серого рабами. — Пожива для трупоедов! — Он с отвращением сплюнул. — Откуда здесь столько стариков? — вопросил полутысячник невесть кого. — Почему их тащат на юг? Или, может, они думают, что я слепой? Тут половина не может держать оружие!
Это было правдой, хоть и слегка преувеличенной. Среди примерно двух сотен рабов, что держались Серого, десятка три и впрямь никак не годились в строй. Ховрарские старики, под горячую руку прихваченные удальцами Старха и гуртом проданные в Умбаре вместе с сильными, здоровыми и молодыми. Их ждали гибельные копи, если б… если б не Серый и поразительная слепота, внезапно поразившая надсмотрщика, что отбирал рудничных смертников…
Харадрим окинул замершую толпу цепким взором опытного воина. И как подземная водяная жила притягивает лозу искателя-водогляда, так и глаза тхеремца впились в лицо Серого. Полутысячник безошибочно почувствовал в невзрачном на вид немолодом мужчине настоящего вожака. И вновь, как и на караванной тропе из Умбара в Хриссааду, прозвучало резкое:
