Туго натянутая струна
«У нее есть дело, и она его делает. Как умеет», –
такими словами заканчивается роман Александры Марининой «Стилист». «Она» – это,
разумеется, главная героиня криминальной саги писательницы – Анастасия
Каменская, своего рода «alter ego» автора. Критики, пишущие о «феномене
Марининой», львиную долю своих размышлений посвящают именно Каменской. Да и
сама А. Маринина не прочь порассуждать в многочисленных интервью о своей
героине. Стало общим местом упоминание о фантастической лени Насти, о ее не
менее фантастическом умении превращаться из невзрачной тихони в
умопомрачительную красавицу, о ее гастрономических пристрастиях (кажется, кофе
и сигареты), о ее холодноватой отстраненности от всего (в том числе и от
искренне любящего ее мужа), что не касается ее профессиональных интересов, ее
дела.
Пожалуй, имеет смысл отвлечься от чисто внешних, лежащих на
поверхности, деталей и присмотреться к делу Насти Каменской, к тому, что,
собственно, оно для нее значит. Думается, что, заглянув в «лабораторию»
старшего оперуполномоченного Каменской (разумеется, лишь в первом приближении,
не охватывая всего свода романов), мы отчасти приблизимся к пониманию феномена
Каменской, а заодно и феномена Марининой.
Наверное, самое трудное в детективном романе – создать
убедительный человеческий облик сыщика. Можно припомнить немало романов
(особенно далеких теперь советских времен), в которых авторы старательно
«утепляли» образ своего «Мегрэ», нагрузив его в придачу к чисто служебным
обязанностям еще и женой-занудой (варианты: жена и дочь, теща,
старики-родители…) Расследуя очередное преступление, он время от времени
вспоминает жену и даже звонит ей, чтобы получить дежурную взбучку и вновь
приняться за опасный и трудный розыск. Надо ли говорить, что подобные ухищрения
выглядят ужасающе ходульно и ничуть не «очеловечивают» сурового сыскаря,
вернее, ту романную функцию, которую он олицетворяет. Его условность только
подчеркивается этими псевдодостоверными деталями.
Каменская тоже погружена в быт, причем автор не скупится на
подробности (муж, кухня, косметика, здоровье, одежда, родители, общественный
транспорт и т. п.). Детективная интрига любого романа о Каменской буквально
тонет в них. Но вот Анастасия берется за дело, и в сюжете мгновенно
натягивается какая-то чрезвычайно чуткая и звонкая струна. И вдруг оказывается,
что все это довольно монотонное, будничное существование, все эти приметы быта
чуть ли не обязательное условие для дела Анастасии Каменской, для ее внезапных
и пронзительных озарений. Впору припомнить тысячекратно цитированные строчки
Ахматовой: «Когда б вы знали, из какого сора растут стихи…» Ведь Каменская не
делит жизнь на личную и служебную, не проводит границы между преступником и
обычным человеком, между миром обывательских будней и миром криминала. Жизнь
для нее – единый нечленимый поток, и максимальная погруженность в нее питает
аналитические способности Каменской. Потому-то так органичен и достоверен быт,
на фоне которого разворачивается детектив Марининой: он равноправный участник
захватывающего, как правило, сюжета. Из бытовых деталей, из каких-то чуть ли не
физиологических ощущений начинает стремительно вырастать яркая и неожиданная
версия. И тогда забывается все, забывается горечь, что в свое время выбрала эту
работу, отдала предпочтение «зловонным трупам, плачущим пострадавшим и
сомнительным радостям разоблачения преступников». Стоит обратить внимание на
слово «сомнительным». По Каменской (эта мысль не раз звучала и из уст А.
Марининой), преступление может совершить кто угодно. Та или иная ситуация,
стечение обстоятельств, в конце концов, нелепая случайность, и человек
совершает преступление. Но становится ли он при этом преступником? Что в нем
остается от человека? Ведь не так уж и часто среди преступников встречаются
отъявленные «отморозки». Вот это интересно Каменской. Это интересно Марининой.
Пройти по следам человека и уловить тот миг, тот мотив, ту ситуацию, которая
заставила его преступить закон. Ведь человек этот такой же, как ты и я…
Потому-то так органичен и неизбежен в своей неэкзотичности быт Анастасии
Каменской. Автору нет нужды дополнительно «утеплять» ее образ. Да и не только
ее. Вот замечательное по своей тонкости и точности наблюдение: «Николай
Селуянов был влюблен, впервые за несколько лет чувствовал себя счастливым, а
потому, как и многие влюбленные, хотел, чтобы всем было хорошо и все окружающие
были тоже по возможности счастливы». Это уже удача не Каменской, а Александры
Марининой, это и есть те самые житейские подробности, которые делают литературный
персонаж живым человеком.
«За столом могу сидеть сутками: писать, анализировать,
составлять таблицы, графики. Для меня в этом ни с чем не сравнимое наслаждение»
– это признание А. Марининой, прозвучавшее в одном из ее интервью. «Она обожала
свою работу, готова была не спать неделями и не уходить в отпуск, если надо…» –
а это уже об Анастасии Каменской. Разумеется, не надо отождествлять автора с
его героем. Гораздо важнее, что писательница убедила нас, что ее героиня
относится к делу не как к докучливой рутине, а как к творчеству. А творчество
требует всей жизни, со всеми ее неурядицами, проблемами, плохой погодой,
удачами, обретениями и потерями. Всей жизни, без остатка…
Владимир Черников
Любое совпадение имен и событий этого произведения с
реальными именами и событиями является случайным.
Глава 1
В последние месяцы он перестал любить ночь. Он начал ее
бояться. В ночное время особенно остро ощущались беспомощность и уязвимость. В
наступающей тишине каждый звук, даже самый невинный, был для него предвестником
невидимой, но неуклонно надвигающейся опасности. Он гнал от себя эти мысли, но
они возвращались снова и снова, и не было от них спасения.
Хотя, казалось бы, чего ему бояться? Никаких ценностей он в
доме не хранит, только деньги на расходы. Гонорары в тот же день кладет в банк,
каждые десять дней снимая проценты. На проценты и живет. Много ли ему надо,
безногому инвалиду? Да и сам он разве нужен кому-нибудь? Чего он боится?
Ответа он не знал. Но все равно боялся. Каждую ночь. И
проклинал тот день, когда природа решила одарить его хорошим слухом. Не
каким-то сверхъестественным, а просто хорошим. Нормальным. Сколько людей на
свете, которые из-за болезней или травм начинают хуже слышать! Ну почему он не
такой? Слышал бы чуть-чуть похуже – и спал бы себе спокойно по ночам. Никакие
звуки не тревожили бы его. Так нет, ноги теперь не ходят, почки плохо работают,
даже зрение ухудшилось, а слух – как у новорожденного. Смеется над ним судьба.
Он повернулся на другой бок, удобнее устраиваясь в мягкой
уютной постели. Через неделю у него день рождения. Сорок три стукнет. Много?
Мало? Кто знает… С чем он придет к очередному рубежу?
Он – состоятельный человек. Это несомненно. Двухэтажный
кирпичный дом на юге Москвы, в районе коттеджной застройки. Счета в банке.
Он признанный специалист в своей области. Это тоже сомнению
не подлежит. Достаточно взглянуть на книжные полки, уставленные его книгами.
Его собственные труды по китайской литературе, по японской филологии, а также
множество повестей и романов, на титуле которых стоит: «Перевод В. А.
Соловьева». Он – уникальный филолог, работающий с двумя сложнейшими языками,
японским и китайским.
