Он безнадежно и обиженно махнул рукой и снова вернулся к
своим смородиновым кустам.
* * *
– Надо же, как просто, – удрученно сказала Настя,
когда Селуянов вернулся вечером на Петровку. – Ищем всюду, ищем, а место
оказывается у нас под носом. Не зря говорят: нахальство – второе счастье. В
полукилометре от дачи родителей жены устроиться – это надо суметь.
– Он не очень-то рисковал, – заметил Коля. –
Ведь, кроме Бергеров, его в поселке никто не знает, а они бывают на даче только
летом. Я уж не говорю о том, что все дело происходило осенью, зимой и весной,
когда там вообще довольно безлюдно. Похоже, кроме мужика, с которым я
разговаривал, там никто постоянно не живет. Так что риск на самом деле был
минимальный. Меня гораздо больше интересуют тихие культурные люди на иномарках,
которые туда систематически наведывались.
– У тебя есть объяснение? – спросила она.
– Есть. Только оно очень страшное. Даже и говорить не
хочется. Придется мне для начала еще разочек Славика Дорошевича потрясти.
– Может, скажешь, до чего додумался?
– Нет, сначала проверю. Очень уж гадко.
Он уже взялся за ручку двери и собрался выйти из кабинета,
когда Настя окликнула его:
– Коля, ты что, всерьез думаешь, что это может быть
так?
– Ты о чем? – оторопело обернулся он.
– О том, о чем ты мне только что говорил. И не делай из
меня, пожалуйста, невинный цветок, не надейся, что до твоих гадостей я сама не
додумаюсь. Ты ведь подозреваешь, что в пустой даче Шараповых устроили бардак
для гомосексуалистов, верно? Мальчишек с первого же дня сажали на иглу и держали
их постоянно под кайфом, пока они не умирали. И давали ими попользоваться
избранной элите за хорошие деньги. Разве ты не это имел в виду?
– Это. Трудно с тобой, Аська.
– Не всем, – скупо улыбнулась она. – Только
некоторым. Мы дом осматривать будем или как?
– Обязательно. Я уже разговаривал с хозяином дачи, с
Шараповым. Дом был сдан в ноябре прошлого года приличному мужчине. Срок – пока
до лета. Мужчина по приметам – не Якимов.
– Понятное дело. Подставной. Якимов мог от жены или от
ее родителей услышать о том, что дом Шараповых сдается, и решил не искать удачи
в заморских краях, не светиться в поисках дома, который можно снять. В поселке
его никто не знает, можно наведываться туда безболезненно, если соблюдать
элементарную аккуратность. Но кто-то же должен был там постоянно находиться с
мальчиками. Ясно, что не сам Якимов. Он – отец семейства, ему детей обихаживать
надо. У него свободное время – только днем, когда дети в садике и в школе.
Наверное, тот человек, который договаривался с Шараповыми, и мальчиков стерег.
Тоже примета времени, между прочим.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что раньше местный участковый обязательно
поинтересовался бы, кто в доме живет и что там происходит. А теперь никому ни
до чего дела нет. Для преступников наступила эпоха великой безопасности. Так до
чего ты с Шараповым-то договорился?
– Завтра с утречка встретимся и поедем осматривать дом.
Он запасные ключи возьмет, чтобы замок не ломать.
До ухода с работы Насте нужно было успеть переделать кучу
дел, но все валилось из рук. Она с трудом заставляла себя сосредоточиться и тут
же снова отвлекалась на мысли то о Якимове, то о Соловьеве. В конце концов она
не выдержала и позвонила мужу:
– Лешик, какие у тебя планы на завтра?
– Вопрос не предвещает ничего хорошего, – ответил
Алексей. – Завтра я собираюсь сидеть дома и работать. У тебя есть
возражения?
– Я хотела спросить, могу ли я завтра взять машину.
– Ася, весь год, что мы с тобой женаты, я, как тупой
дятел, пытаюсь вдолбить тебе в голову, что у нас все общее – и деньги, и
машина. Если тебе надо – бери и не спрашивай.
– Ладно, – вздохнула она. – Возьму и не
спрошу. Но она тебе точно не нужна?
– Не понимаю, как я мог на тебе жениться. Был уверен,
что ты умная. А ты, как выяснилось, с первого слова ничего не понимаешь. Тебе
все надо по три раза объяснять.
– Не смей меня критиковать, – рассмеялась
Настя. – Пусть я глупая, но зато я тебя люблю. Это мое главное
достоинство, которое перевешивает все мои многочисленные пороки.
– Ну разве что…
Ей все-таки удалось заставить себя выбросить из головы
посторонние мысли и заняться неотложными делами. Завтра она поедет к Соловьеву,
не дожидась возвращения Короткова из командировки.
* * *
Но, прежде чем ехать в «Мечту», она отправилась на городскую
квартиру Соловьева, где теперь жил его сын Игорь. Вид квартиры привел ее в
ужас, но чего-то подобного она и ожидала. Кроме самого Игоря, по комнатам
бродили какие-то сомнамбулического вида парни в черных майках, черных кожаных
жилетках и черных же повязках на голове. Игорь Соловьев, впрочем, выглядел
точно так же.
– Ты разговаривать-то в состоянии? – спросила его
Настя, пройдя в комнату.
– Смотря о чем, – ухмыльнулся юноша. – Вы из
милиции, что ли? Так я только употребляю, имею право, закон разрешает. А если вы
насчет хранения – так у меня ни-ни. Я законы знаю, не маленький.
– Подготовился на все случаи жизни, – спокойно
констатировала Настя. – Но я наркотиками не занимаюсь. Не мой профиль.
– А чего ж тогда? Вы мне больше ничего не шейте, на мне
ничего нет.
– Уверен?
Парень вмиг стал агрессивным, глаза превратились в узкие
щелки, из которых на Настю полыхнуло одновременно ненавистью и презрением.
– Не берите на понт. Я вас сюда не звал.
– Это верно, – покладисто согласилась она, решив
не ссориться с Игорем. Трое здоровых парней под наркотическим дурманом – не та
компания, с которой можно было позволить себе конфликтовать. – Я хочу
поговорить с тобой об отце.
– У-у-у, опять благотворительность, – протянул
он. – Чего ж вы не уйметесь никак? Все воспитываете меня, воспитываете,
время вам девать некуда. Оставили бы вы меня в покое, а? И его заодно.
– Оставлю, – пообещала Настя. – Вот задам
тебе несколько вопросов – и оставлю. Честное слово. И воспитывать не буду. Ну
как, поговорим?
– Только недолго, – предупредил Игорь. – Мне
уходить надо.
– Хорошо, я постараюсь недолго. Почему отец не хочет,
чтобы ты жил с ним?
– Во спросили! – грубо расхохотался он. – Это
я не хочу с ним жить, а не он со мной.
– Ты не понял. То, что ты не хочешь жить с отцом, я
могу объяснить. Но ведь и он не хочет тебя видеть. Почему?
– А черт его знает, – махнул рукой Игорь. –
Вбил себе в голову какую-то дурь. Кто его разберет?
– Какую именно дурь?
