Человек, обокравший палатку, никак не увязывался в Настином
представлении с человеком, похищающим юношей, который держит их подолгу в своей
домашней тюрьме и от души кормит наркотиками. Впрочем, она напрасно пытается
увязать одно с другим. Логика сумасшедшего не похожа на логику психически
здоровых. Может быть, для него принципиально важно было именно украсть эти
кассеты. Может, он от этого кайф ловил.
Когда Настя вышла из метро на «Щелковской», было уже совсем
темно. От напряженной работы и множества выкуренных в течение дня сигарет
голова была тяжелой, и ей захотелось немного пройтись. Она двинулась было мимо
автобусной остановки, но спохватилась, что уже поздно и Лешка, наверное,
волнуется. Лучше сесть в автобус. Сегодня она не брала у мужа машину, и Алексей
может быть совершенно уверен, что она не у Соловьева. Не потащится она в такую
даль без машины. Но он же все равно волнуется. Тем более что год назад ее чуть
не убили прямо рядом с домом, когда она вот так же вечером возвращалась с
работы. В тот раз ее спасло чудо в лице человека, который сам погиб спустя несколько
дней после этого. Второго такого чуда уже не будет, нечего и рассчитывать.
Проехав четыре остановки на автобусе, Настя вышла и
пристроилась за парочкой, которая шла в нужном ей направлении. Дорога от
остановки до дома была неприятной во всех отношениях – неосвещенной, пустынной,
в колдобинах, так что поздним вечером прогулка здесь не приносила ничего
радостного. Увлеченная друг другом парочка благополучно «дотащила» Настю до
самого подъезда и проследовала дальше, вероятно, в поисках счастья или, на
худой конец, уединенного местечка.
В подъезде тоже было темно, но уже не так страшно, все-таки
своя территория. Выйдя из лифта у дверей своей квартиры, она внезапно вспомнила
дом Соловьева. Просторная прихожая, широкое крыльцо…
Ключи забились куда-то в угол необъятной сумки, Настя никак
не могла их нашарить, бросила бесплодные попытки и нажала на кнопку звонка. К
ее удивлению, по ту сторону двери было тихо. Может быть, Лешка смотрит
телевизор и не слышит? Она позвонила еще раз. Никакой реакции. Пришлось все-таки
искать ключи.
А Алексея дома не было. Настя припомнила, что и машины его
она возле подъезда не видела. Это было странно и почему-то неприятно. Она
быстро разделась, закуталась в теплый халат и уселась на кухне, поставив перед
собой огромную миску с салатом из огурцов и помидоров с петрушкой и укропом.
Она любила свою квартиру, здесь ей всегда было хорошо,
уютно, спокойно. Правда, квартирка крошечная, однокомнатная, в прихожей двоим
не разойтись, санузел совмещенный, но Насте не было тесно. Даже вдвоем с Лешкой
они чувствовали себя нормально и вполне удобно. Однако после того, как она
побывала в «Мечте», ее собственная квартира стала казаться какой-то не такой. И
ведь дело не в том, что Настя до этого ни разу не видела хорошего жилья. Вовсе
нет. Взять хотя бы квартиру ее сводного брата Саши – хоромы, за час не
облетишь. Настя бывает в семье брата раз или два в месяц, но никогда после
этого квартира на «Щелковской» не кажется ей чужой, тесной и смешной. Может
быть, оттого, что брат Саша изначально был другим, не таким, как она сама. У
него другое образование, другое мышление, другая профессия. Александр Каменский
– бизнесмен, банкир, человек богатый, энергичный, с мозгами, настроенными на
коммерческую волну. Поэтому тот факт, что и живет он совсем по-другому,
воспринимался как нечто совершенно естественное.
А Володя Соловьев был из той же породы, что и сама Настя.
Человек, имеющий способности к иностранным языкам и живущий этим. Обыкновенный
гуманитарий. Не делец, не фирмач. Переводчик. Настя могла бы точно так же
работать в издательстве и переводить книги, если бы не отдала в свое время
предпочтение милиции, зловонным трупам, плачущим пострадавшим и сомнительным
радостям разоблачения преступников. И то обстоятельство, что она могла бы жить
так же, как живет сейчас Соловьев, делало ее взгляд, которым она обводила свою
квартиру, более пристальным и придирчивым.
«Почему я живу в таком убожестве? – думала она,
машинально глотая салат и не чувствуя вкуса. – Почему? Я же не нищая, если
судить по общепринятым меркам. Врачи и учителя получают гораздо меньше, не
говоря уж о пенсионерах. Куда деньги деваются? Их хватает каждый раз строго до
дня зарплаты. Наверное, я не умею их правильно тратить. И еще очень важный
момент: у меня совсем нет свободного времени. А это означает, что я вынуждена
покупать дорогие продукты. Когда я училась в университете, то покупала в мясном
магазине почки, они стоили очень дешево, но на приготовление нужно было убить
полдня. Сначала вымачивать часа четыре, потом вываривать, потом тушить. Сейчас
у меня нет на это времени, я прихожу домой хорошо, если в десять вечера, а
утром убегаю в восемь». Ходить по магазинам днем возможности нет, и ей
приходится покупать продукты в палатках возле метро, а это значительно дороже.
Раньше можно было купить «докторской» колбасы, и хотя она была омерзительной,
процентов на девяносто из крахмала и бумаги, но, поколдовав над ней полчасика,
можно было получить нечто вполне съедобное. Сначала поварить в воде со
специями, потом положить на толстый кусок хлеба, намазать кетчупом, посыпать
мелко нарубленной зеленью и чесноком, сверху положить кусок сыра – и в духовку
или в сковороде под крышкой на маленький огонь. После таких манипуляций
бумажно-крахмальную колбасу можно было употреблять в пищу даже не без удовольствия,
но ведь сами манипуляции требовали времени. А какое уж тут время, когда
приходишь домой в десять и чуть не в обморок падаешь от голода? Вот и
приходится покупать карбонад или построму, это раза в три дороже, зато вкусно и
не требует готовки. Отрезал – и можно есть.
Все равно, даже если бы Настя вдруг начала экономить на еде,
ей не удалось бы скопить денег на такой дом, как у Соловьева. Это совсем другой
уровень доходов. И она никак не могла понять, почему человек, знающий три
иностранных языка, может жить в таком удобном и красивом доме, а другой
человек, знающий пять языков, да к тому же приносящий обществу пользу своей
тяжелой, грязной, но такой необходимой работой, так вот этот второй человек
вынужден по своим доходам жить в крошечной тесной квартирке с совмещенным
санузлом. Она ни минуты не сомневалась в том, что ее бывший возлюбленный –
человек честный. Он не вор и не мошенник. И деньги у него чистые, честно
заработанные. Просто есть некоторая неправильность, что ли, в том, как устроена
наша сегодняшняя жизнь. И следствием этой неправильности как раз и является то
различие, которое существует между Настей и Соловьевым и которого, по строгому
счету, быть вообще-то не должно.
Внезапно она поймала себя на том, что с удовольствием думает
о Соловьеве. И о том, что завтра опять поедет к нему.
«Ты не права, Настасья, – устало сказала она себе.– Ты
должна работать, а ты продолжаешь думать об удовольствии. Выкинь из головы
всякие глупости, ты уже не в том возрасте, когда простительно делать такие
ошибки. Тем более во второй раз».
Настя доела салат, вымыла миску, постояла минут пятнадцать
под горячим душем, чтобы расслабиться и согреться, и залезла в постель. Она
хотела было позвонить родителям мужа в Жуковский – может быть, он поехал их
навестить. Уже потянулась к телефонной трубке, но остановилась. Не надо.
Подумает еще, что она его проверяет. И потом, а вдруг его там нет и родители не
знают, где он? Уж что-что, а задачи «поймать» Лешку она себе никогда не
ставила. И совсем не потому, что была стопроцентно уверена в его бесконечной
верности. Леша – нормальный живой мужчина, которому в любой момент может
понравиться красивая, интересная, сексуальная женщина, совсем не похожая на
Настю, такую невзрачную, холодноватую и совершенно лишенную сексуальности. С
точки зрения теории вероятностей, это было вполне допустимо, но Настя никогда
не считала, что ей необходимо об этом знать. Зачем? Из без малого тридцати
шести прожитых лет она знакома с Чистяковым двадцать. Больше половины жизни.
Они состарятся вместе, они всегда будут рядом, и, что бы ни случилось, они
останутся самыми близкими друг другу людьми. Это утверждение проверено опытом и
сомнению не подлежит. И потом, разве сама она без греха? Вот уж нет.
