– Но должна же среди них быть лучшая, – настаивала
Настя. – Твоя самая любимая.
– Любимая? Тогда «Клинок». Но ее уже нет в продаже, она
в прошлом году прошла. Если надумаешь прочесть, я тебе свою дам.
– Спасибо, прочту обязательно.
Разумеется, она прочтет. И «Клинок», и все остальные книги,
которые он переводил. Просто для того, чтобы понять, почему именно эту книгу он
назвал своей любимой. Скажи, какая книга тебе нравится, и я скажу тебе, о чем
ты думал, когда ее читал. «Остановись, – одернула она себя, – что ты
делаешь? Зачем тебе знать, о чем он думал и что чувствовал, когда переводил
книгу? Ты что, задумала его разрабатывать? С какой стати? Только потому, что он
пытается скрыть от тебя и от окружающих факт избиения? Возьми себя в руки,
Настасья. Признайся честно: он тебе по-человечески интересен? Ты снова
увлечена? Если да, то ты полная дура, как это ни прискорбно. Если нет, то
оставь его в покое и не лезь к нему в душу».
* * *
Геннадий Свалов, оперативник из Западного округа, был
молодым и больше смахивал на «нового русского», чем на традиционного работника
уголовного розыска. Крепкий, коренастый, коротко стриженный, он ездил на
симпатичном синем «Фольксвагене» и не расставался с сотовым телефоном. Настя
знала, что минута разговора по сотовой связи стоит доллар, при милицейской
зарплате это было дороговато. Подрабатывает парнишка где-то, с неодобрением
подумала она.
– А я вас помню, – радостно сообщил он
Насте. – Вы у нас в «вышке» занятия по криминалистике вели.
Вполне возможно. Каждый год перед тем, как слушатели
выпускного курса уходили на стажировку, Настя договаривалась о том, чтобы
провести несколько практических занятий. Цель мероприятия состояла в том, чтобы
высмотреть наиболее толковых и нестандартно мыслящих ребят. После этого в дело
включался Виктор Алексеевич Гордеев, который добивался, чтобы именно этих ребят
прислали к нему стажироваться. Во-первых, рабочие руки всегда нужны, а
во-вторых, из этих стажеров впоследствии отбирались новые сотрудники.
– Вы тогда еще Олега Мещеринова перевели к себе на
стажировку, помните? – продолжал Свалов.
Она помнила. Это было одно из самых тягостных воспоминаний.
Олег показался ей на занятиях толковым и сообразительным, она выделила его
одного из всей группы слушателей. Но оказалось, что эти качества Мещеринова
использовались не только в отделе по борьбе с тяжкими насильственными
преступлениями. Олег двурушничал, работал на сторону противника, мешал
раскрытию преступления, а в итоге… Мещеринов убил участкового Женю Морозова,
майор Ларцев остался инвалидом, а сам Олег погиб. Они стреляли друг в друга, но
Ларцев сделал это более метко. Он хорошо владел табельным оружием. Интересно,
знает ли Свалов, при каких обстоятельствах погиб его сокурсник?
Настя подробно объяснила Геннадию свой план сбора сведений,
который может помочь вычислить вора-кинолюбителя. Работа предстояла трудоемкая
и, похоже, энтузиазма у молодого оперативника не вызвала. Более того, Насте
показалось, что он не очень хорошо улавливает ход ее рассуждений.
– Это что же, по всем пунктам проката ездить? –
недовольно протянул он.
– Не только ездить, но и выписывать фамилии тех, кто
брал интересующие нас фильмы.
– Так там же документов не спрашивают, мало ли кто какую
фамилию назовет.
– Это не должно тебя беспокоить. Сначала нужно все эти
фамилии собрать, а уж потом подумаем, как с ними работать, – терпеливо
говорила Настя.
– Да как же с ними работать, если они липовые? –
искренне недоумевал Геннадий.
Настя начала злиться. Похоже, паренек ищет самые легкие
пути. Странно, как он смог догадаться проверить титры четырнадцати фильмов.
Подсказал кто-нибудь, что ли?
– Во-первых, неизвестно, пользовался ли вор липовыми
фамилиями. Может быть, он и не видел в этом необходимости, особенно если не
планировал кражу заранее. А во-вторых, мы вообще не знаем, обращался ли он в
пункты проката.
– Так что, такая огромная работа может оказаться
напрасной? – изумился Геннадий.
– Может, – кивнула Настя. – Но делать ее все
равно нужно. Речь идет о возможном убийце, и делать нужно все, что может дать
результат. И запомни, пожалуйста: о деталях распространяться не нужно. Я имею в
виду пропавших и погибших юношей. Ты меня понял?
Ей казалось, что он не понял ровным счетом ничего. Пожалуй,
с этим Сваловым они промахнулись, но пути назад не было. Он включен в группу, и
он все знает про несчастных мальчиков. Отступать некуда.
* * *
Вечером Настя поехала в больницу к жене брата. Брат,
конечно, постарался, и Даша лежала в отдельной палате с телевизором и
холодильником. Взглянув на бледное лицо молодой женщины, Настя ощутила
болезненный укол в сердце. Она уже знала, что сохранить беременность не
удалось.
– Какие твои годы, Дашуня, – ласково сказала
она. – Тебе же всего двадцать лет. Успеешь еще нарожать столько детишек,
сколько захочешь.
– Мне так хотелось именно этого ребенка, – едва
слышно ответила Даша. – Это был такой замечательный день, когда мы с
Саней… ну, ты понимаешь.
– Дашенька, милая, вы с Сашей так любите друг друга, что
замечательных дней в вашей жизни будет еще множество. Не отчаивайся,
пожалуйста. Вы же на годовщину свадьбы собирались в Париж, верно?
Представляешь, как будет здорово, если вы привезете ребеночка из Парижа.
– Что ты, – прошелестел Дашин голосок, – годовщина
уже через месяц. Не получится. Врач сказал, надо месяца три беречься.
Из ее огромных синих глаз полились слезы, хотя Даша
мужественно старалась улыбнуться дрожащими губами. Сердце у Насти разрывалось
от жалости к ней.
– Когда тебя отпустят домой?
– Через неделю, если осложнений не будет.
Извини. – Даша приподнялась на кровати и вытерла слезы. – Я
постараюсь больше не плакать. Сама виновата, чего ж теперь реветь. Не надо было
мне этот дурацкий агрегат двигать.
Настя уже знала от мужа, что беда произошла, когда Дашка со
свойственным ей хозяйственным пылом пыталась переставить стиральную машину.
Действительно, сама виновата. Хотя жалость к ней от этого слабее не становится.
В коридоре она столкнулась с братом, который тащил две
огромные сумки с фруктами.
– Ты бы лучше ей книжку интересную принес, –
сказала Настя, целуя его в щеку. – Ей отвлечься надо.
– Приносил уже. Она не хочет читать.
– А ты заставь. Ты ей муж или кто? Прояви власть.
Оттого, что она целыми днями думает о потерянном ребенке, никому лучше не
будет. И вообще забирай ее домой как можно скорее. Она здесь зачахнет. Лежит и
плачет с утра до вечера. Не дело это, Саня.
– Сам знаю, – вздохнул Каменский. – Ты
торопишься?
– Не особенно. А что?
