Но эфемерная связь пропадающих мальчиков с коттеджами на юге
Москвы была все-таки лучше, чем совсем ничего. И жителей «Мечты» начали
отрабатывать. Двадцать двухэтажных кирпичных домиков. Двадцать семей.
Сведения о людях, проживающих в коттеджах, ежедневно
стекались на стол к старшему оперуполномоченному уголовного розыска Анастасии
Каменской. Ее коллега Коля Селуянов, большой поклонник всяческих наглядных
чертежей, планов и карт, сделал специально для нее огромную, во всю стену,
схему застройки, под чертежом каждого коттеджа приклеив конверт, куда, по его
замыслу, должны складываться сведения о хозяевах. Насте это показалось
разумным, и плод селуяновских трудов она приняла с благодарностью, тут же
повесив схему на стену в своем кабинете, прямо напротив стола. Но в
результативность разработки этой линии ей верилось слабо.
Основные усилия оперативников были направлены на изучение
окружения пропавших юношей. Должно же быть хоть что-то общее между ними! С кем
дружили? Чем интересовались? Куда направлялись в тот день, когда ушли и не
вернулись? Занимались ли спортом? Вопросов ставилось великое множество, на
поиски ответов уходили силы и время, а результат был нулевой. Ни одного пункта,
который объединял бы всех пропавших, пока они еще были живы. Ни одного. Кроме
внешности. Но какую версию на этом выстроишь?
– Может, это какой-нибудь подпольный публичный дом для
гомосексуалистов? – недоумевающе спрашивал Юра Коротков.
– Тогда уж для одного-единственного
гомосексуалиста, – отвечала ему Настя. – Пропавшие мальчики все на
одно лицо. У разных мужчин должны быть разные вкусы. Блондины, брюнеты,
рыженькие, белокожие, смуглые. Но зачем их накачивают наркотиками? Чтобы
послушными были? Чтобы сели на иглу и не пытались убежать? Я бы могла это
понять, если бы мальчики были разными и предназначались для многих клиентов. Но
если все это для одного-единственного человека, то логики не вижу. Зачем ему
столько партнеров? Да еще и одинаковых. Нашел бы одного и любил бы его в полное
свое удовольствие.
– Ася, он же сумасшедший, это совершенно очевидно. А ты
хочешь какую-то логику.
– Хочу. – Она упрямо мотнула головой. –
Потому что у сумасшедших тоже есть логика. Она не такая, как у нас, но она
есть.
– И ты думаешь, что этот псих живет в одном из
коттеджей «Мечты»?
– Не обязательно. Там может жить его помощник, тот,
который подыскивает мальчиков. Хотя ты прав, Юрик, у сумасшедших помощников не
бывает. Помощник делает с хозяином вместе одно общее дело и должен хоть в
какой-то степени разделять его интересы и участвовать в прибылях.
Она помолчала, старательно заваривая кофе в стакане,
размешала ложечкой сахар, достала сигарету. Глубоко затянулась, выпустила дым.
– Или это должен быть очень состоятельный сумасшедший.
Который может себе позволить нанять помощника за большие деньги. Если все дело
во внешности мальчиков, то он действительно совершенно сумасшедший. Смотри.
Она протянула Короткову график, на котором были отмечены
даты исчезновения юношей и даты, когда их находили мертвыми в разных частях города.
– Этот, как ты изволил выразиться, псих находит
следующего, когда еще предыдущий жив-здоров. И даже не один. Первый потерпевший
пропал в сентябре, умер в декабре, а к этому времени пропали еще трое. Зачем он
собирает у себя этот гарем, ты можешь мне объяснить? Я могла бы еще понять,
если бы каждый следующий пропадал после того, как умирал предыдущий. Ну
нравятся ему смуглые черноволосые мальчики, ну не хотят они заниматься с ним
любовью на нормальную голову, надо посадить их на иглу. Приучил к наркотикам,
держит возле себя, кладет их в свою постель. Мальчик умер от передозировки –
ищет следующего. Вот в таком раскладе есть логика. А тут?
Она выразительно взмахнула рукой, очертив в воздухе
непонятную фигуру.
– Почему они все умирают от передозировки?
– А может, он их специально убивает, – предположил
Коротков. – Например, они ему надоедают.
– Ага, надоедают, – подхватила Настя. – И он
ищет себе на замену точно такого же. А в чем смысл? Шило на мыло менять. Ладно,
допустим, ему перестал нравиться мальчик, который от больших доз наркотиков
теряет свою привлекательность. Но ведь следующего он снова сажает на иглу, то
есть заранее идет на то, что и этот ему быстро разонравится. Он что же,
собирается всю жизнь этих несчастных юношей пропускать через свой конвейер?
Одного нашел, привез к себе, через месяц – другого, хотя и предыдущий еще жив и
здоров, еще через месяц – третьего. А первых двух куда? Они же тут, никуда не
делись. Умрут-то они еще когда… Нет, Юрочка, что-то у нас с тобой не
склеивается. Не так это все происходит.
– А как?
– Очень умно, – фыркнула Настя. – Да если б я
знала, как это происходит на самом деле, мы бы тут с тобой не сидели, изображая
глубокую задумчивость. И вообще, давай перестанем философствовать, займемся
будничными делами. Ты принес мне что-нибудь?
– Ну а как же, – широко улыбнулся Юра. –
Очередную порцию биографических сплетен о жильцах комфортабельных коттеджей.
Настя никогда не понимала, как Коротков может работать с
обрывочными и беспорядочными записями, при этом умудряясь ничего не напутать.
Сама она относилась к информации бережно, как к хрупкой драгоценной вещи,
которая при изменении только одной буквы, цифры или запятой меняет свое
значение и теряет истинную ценность. Юра оставил на ее столе кучу бумажек –
ксерокопии каких-то справок, свидетельств, листки, вырванные из блокнота, с
записанными наспех сокращенными словами. Сама Настя была ужасно ленива во всем,
что не касалось работы, она могла подолгу не убираться в квартире, но в
информации у нее всегда царил идеальный порядок. Поэтому, повздыхав горестно
над сваленными в кучку бумагами, она достала чистые листы и принялась аккуратно
и систематизированно записывать вновь поступившие сведения об обитателях
«Мечты».
Кто в основном живет в этих дорогих домиках? Конечно же,
«новые русские». Для «старых» это не по карману. Но «новые», перебираясь в
просторные кирпичные коттеджи, чаще всего оставляли в городских квартирах
родителей. Среди двадцати семей нашлись только три, в которых имелись
проживающие в «Мечте» бабушки и дедушки, присматривающие за детьми, пока их
сыновья и дочери занимались бизнесом в своих офисах. Пожалуй, решила Настя, эти
три семьи можно временно исключить, вряд ли мальчиков и юношей привозят в дом,
где есть пожилые родственники. Остается семнадцать. Многовато, особенно если
учесть, что вообще неизвестно, есть ли какая-то связь между похищением юношей и
этими коттеджами. Силы и время уйдут на тщательную отработку всех жильцов, а
потом окажется, что все впустую.
Было в этом деле одно обстоятельство, которое серьезно
затрудняло работу. О девяти пропавших юношах, чем-то выделяющихся из всей массы
«ушедших и не вернувшихся», знали только они, сотрудники отдела по борьбе с
тяжкими насильственными преступлениями Управления уголовного розыска ГУВД
Москвы. И больше об этом не знала ни одна живая душа, за исключением, конечно,
самих преступников. В прошлом году по всей России без вести пропали 58 тысяч
человек, в позапрошлом – 48 тысяч, и в столице эта цифра тоже была достаточно
велика. Никто не заметил в общей массе пропавших этих девятерых черноволосых,
темноглазых смуглых мальчиков. Никто, кроме Анастасии Каменской, которая любила
работать с информацией и знала, как это делать. Она рассказала о своих
подозрениях начальнику, полковнику Гордееву, и тот, выслушав ее, согласился,
что тут есть над чем поработать. Но оснований для придания делу официального
статуса было маловато. Молодых людей, умерших от передозировки наркотиков, было
много. И редко кто из них умирал в своей теплой чистой постели. Зато достаточно
часто это случалось там, где обнаружение трупа было нежелательным, и таких
покойников старались убрать от места смерти подальше. Их вывозили и бросали на
улицах, в парках, в подвалах и подъездах. Сбрасывали в реку. Оставляли за
городом. Многие из них были привычными потребителями наркотиков, образ жизни
вели соответствующий, по нескольку суток, а то и недель, не являясь домой, так
что в самой формуле «не жил дома и умер от наркотиков» заключался принцип,
охватывающий довольно значительную группу людей. И объединять нескольких
человек по признакам внешности никому бы и в голову не пришло. Заикнись Настя
об этом следователю, он бы ее на смех поднял. А если бы не поднял, если бы
усмотрел основания и возбудил дело по черноволосым смуглым юношам, то это дело
и повесили бы на самого Гордеева и его подчиненных. И тогда бы уже начали
спрашивать с них результат и требовать отчеты о проделанной работе. Именно
поэтому работа велась потихоньку, без огласки. В рамках оперативной разработки
по одному-единственному факту: по проверке причастности голубой «Волги» к
исчезновению шестнадцатилетнего Димы Виноградова. А все остальное было чистой
партизанщиной.
