В это время дверь подъезда открылась и на улице появился
мужчина странного возраста. Расплывшаяся фигура, весьма заметное брюшко, рыхлые
ягодицы, второй подбородок, отступающая со лба в сторону темени линия волос –
все это «тянуло» на сорок и чуть больше. Однако длинные, до лопаток, волосы,
схваченные на затылке резинкой, «бандано» – лента из черной кожи, опоясывающая
лоб, модные джинсы цвета чернил, очки в тонкой оправе каплевидной формы – это
уже было из стиля «тех, кому до тридцати».
– Миш! – тут же раздалось со стороны самого
дальнего из гаражей. – Не посмотришь? Или ты торопишься?
– Да я вообще-то в магазин собрался, – ответил
разновозрастный мужчина приятным высоким тенорком.
– Петька сбегает. Петр, а ну-ка быстро в магазин и
обратно, купишь все, что дяде Мише нужно, – скомандовал владелец дальнего гаража
своему отпрыску, который с деловым видом крутился у него под ногами, изображая
участие в ремонте машины.
Черкасов стоял так близко от Насти, что ей понадобилось
значительное усилие, чтобы удержаться и не посмотреть на него. Она изо всех сил
делала вид, что следит за действиями Короткова, заглядывая через его плечо в
раскуроченное нутро автомобиля. Краешком глаза Настя все-таки видела Черкасова,
и что-то в его облике показалось ей смутно знакомым. Причем ощущение было такое
же неясное и неуловимое, как и то, которое возникало у нее во время чтения
переведенного Соловьевым романа «Клинок».
Через несколько минут, когда Черкасов дал все указания
шустрому Пете и с головой ушел в починку автомобиля Петиного папы, Коротков
«починил» машину, и они быстро уехали, не дожидаясь того светлого момента,
когда молодящийся Миша обратит на них внимание.
– Странно, правда? – задумчиво сказал Юра, когда
они отъехали подальше от улицы Муранова. – Нормальный компанейский мужик,
ходит в магазин за продуктами, помогает соседям чинить технику. Такой, как мы.
Один из нас. И вдруг оказывается, что он – маньяк. В голове не укладывается.
– Во-первых, пока еще не оказывается. Это мы только
проверяем и прикидываем. Может быть, я ошиблась, полагая, что маньяк и вор –
один и тот же человек.
– Но уж то, что Черкасов – вор, это совершенно точно.
«Пальцы»-то совпали. Ты что, бабе Свете не доверяешь?
– Бабе Свете доверяю на двести пятьдесят процентов. Но
ведь вы с Селуяновым могли ошибиться. Перепутали конверты с образцами,
ошиблись, когда составляли список. Да мало ли… Вот и окажется, что те
отпечатки, которые совпали с оставленными на месте кражи, принадлежат, конечно
же, вору, но вовсе не Черкасову.
– Типун тебе на язык, – рассердился
Коротков. – Не кличь беду, она сама знает, когда приходить.
– Не буду, – послушно согласилась Настя. – И
потом, человек не может быть кровавым убийцей двадцать четыре часа в сутки.
Правда же? Даже если он такой жуткий монстр, который убивает каждый день по
человеку, то все равно у него остается от этих убийств масса свободного
времени. И это свободное время он проводит так же, как и все. Ему нужно
питаться? Значит, он ходит в магазин и готовит себе еду. Он не ходит по улице
голым? Значит, ему приходится покупать себе одежду, чистить ее и стирать,
пришивать пуговицы, зашивать разошедшиеся швы. У него обыкновенный человеческий
организм, который хотя бы иногда болеет, и ему приходится обращаться к врачам.
За пределами того времени, когда он убивает, он выглядит абсолютно таким же,
как мы все. У него есть соседи, с которыми он мило здоровается, у многих из них
есть сослуживцы, и почти у всех есть родственники. Опроси их, и ты узнаешь, что
многие этого человека уважают за такие-то и такие-то качества, а некоторые даже
любят. Для кого-то он – любимый ребенок, для кого-то любимый и единственный
мужчина, для детей – любимый папа. И на лбу у него не написан огненными буквами
перечень его кровавых подвигов. И все-таки у меня такое ощущение, что я этого
Черкасова откуда-то знаю, – неожиданно закончила она философское обобщение,
переходя на конкретику.
– Я понял, – засмеялся Коротков, – ты
намекаешь на то, что нам надо поесть. Без дополнительных калорий ты не сможешь
вспомнить, откуда ты его знаешь. Повезу тебя в одно симпатичное место. Там
дорого, зато абсолютно тихо и безлюдно.
– Но ведь дорого, – осторожно возразила Настя.
– Я тебя приглашаю.
– С чего это?
– А мне сегодня утром долг вернули, на который я уже
давно рукой махнул. Думал, никогда не вернут. И потом, три года прошло,
инфляция-то будь здоров какая. То, что у меня тогда взяли, казалось мне
солидной суммой, а сегодня об этом даже говорить смешно. Представляешь, отдали
все в пересчете на курс доллара, да еще с процентами, как если бы я эту сумму в
валюте держал в банке. Есть еще на свете приличные люди! Жалко только, что их
мало.
– Юр, но ведь если это дорогое место, то я одета не для
него. Разве туда можно идти в джинсах, кроссовках и куртке?
– Туда можно в любом виде. В этом вся прелесть.
Они выехали с Алтуфьевского шоссе на Дмитровское, проехали
высокое голубое здание гостиницы, через некоторое время свернули направо, и
очень скоро Юра остановил машину, найдя удобное место для парковки.
– Заходи, – он кивком указал на деревянную,
покрытую лаком дверь.
На двери красовалось название «Аленький цветочек», и она
выглядела так, словно вела в детское кафе-мороженое, а отнюдь не в ресторан, к
тому же дорогой. За дверью начинались ступеньки вверх, где была еще одна дверь,
правда, открытая настежь. Поднявшись по лесенке, Настя сразу поняла, что это
далеко не кафе-мороженое. Вежливый гардеробщик, мягкое кресло рядом со
столиком, на котором стоит телефон, меню в большой красивой папке из
натуральной мягкой кожи.
Гардеробщик, судя по всему, Юру знал, уж очень приветливо
улыбался. Не снимая куртки, Настя открыла меню. Да, выбор отличный. Трудно
найти блюдо, которого здесь не было бы. И цены солидные.
– Ну как? – насмешливо осведомился
Коротков. – Устраивает меню?
– Вполне, – спокойно ответила она, снимая куртку и
бросая ее на барьер гардероба.
Зал был крошечным, два сдвоенных стола на шесть-восемь
человек, три обычных столика на четыре человека и еще два столика, поставленные
в углы и обнесенные невысокой балюстрадой. За ними могли сидеть только по два
человека. Коротков уверенно повел Настю к одному из этих столиков. В зале они были
одни. Больше ни одного посетителя.
– Что это? – тихонько спросила Настя, оглядываясь
и закуривая. – Почему здесь пусто?
– А здесь до пяти часов всегда пусто. Потом начинает
собираться околомафиозный народ. Но не каждый день. Тут порядки четкие: у
каждого иерархического слоя свои дни и часы, в основном после восьми вечера и
до полуночи. А днем – пожалуйста, для всех желающих. Обслуживают быстро,
готовят вкусно, продукты сюда завозят высококачественные, официантки вежливые.
Настя даже и не подозревала, как сильно проголодалась. Она
смела все с тарелки с такой скоростью, что Коротков только рот открыл от
изумления.
