– Неправда, Володя. Я не подавала тебе никаких надежд.
Я честно сказала тебе в первый же раз: мне нужно понять, освободилась ли я от
тебя. И ничего другого.
– Значит, я неправильно тебя понял.
– Значит, неправильно.
– Но ведь ты скучала по мне, ты сама говорила об этом
по телефону.
Настя почувствовала, что смертельно устала. Она устала от
поисков маньяка. Она устала от Соловьева и от этого бесцельного разговора,
который ни к чему не приведет. Она понимала своего бывшего возлюбленного,
каждое его побуждение, каждую мысль, словно видела его насквозь. И прекрасно
знала, что речь идет не о любви, а о самолюбии. Ему хочется приручить ее, взять
на короткий поводок. Много лет назад она первая отступила, поняв, что он ее не
любит. И в его глазах это выглядело так, будто она его бросила, хотя он
наверняка испытал огромное облегчение, когда это случилось. То, что он легко с
этим смирился и не стал ее удерживать, на самом деле означало только одно: он
рад был избавиться от нее. Это он ее бросил, а не она его. И Настя считала
именно так. Но Соловьев, судя по всему, так не думал, во всяком случае сейчас.
Теперь он хочет отыграться хотя бы перед самим собой. Пусть бросила, но прошло
много лет – и пришла сама, приползла чуть не на коленях. С годами он утратил
интерес к легкой добыче, ему хочется завоевать ее – взрослую, сильную,
самостоятельную, и гордиться собой. Владимир Соловьев, она знала, был из той
породы людей, которые любят не партнера как такового, а себя в романе с этим
партнером. Он мог бы увлечься нищей бродяжкой, кормил бы ее и одевал и любил
себя в этой ситуации за свое благородство, щедрость и оригинальность выбора.
Ему необходимо было любоваться собой, это было и раньше, но сейчас стало
особенно заметным.
Когда явился Свалов, Настя облегченно вздохнула. Слава богу,
можно попрощаться и уходить. При постороннем молодом человеке Владимир
Александрович не стал задавать настойчивых вопросов о том, когда Настя снова
появится, и это ее вполне устроило.
– Ну, рассказывай, – сказала она, когда машина
Свалова выехала на шоссе. – Сколько домов осмотрел?
– Как – сколько? – удивился Геннадий. – Все.
– Все семнадцать? – недоверчиво переспросила
Настя.
– Конечно.
Она провела у Соловьева два с половиной часа. Получалось,
что Свалов тратил на каждый коттедж меньше десяти минут. Это никуда не
годилось.
– Ты хоть понимаешь, что это несерьезно? – зло
спросила она. – Представитель уважающей себя фирмы не может осматривать
двухэтажный дом за десять минут. Мы должны были сделать все это в три-четыре
захода, подробно расспрашивать жильцов обо всяких мелочах. Но самое главное –
мы должны были собрать сведения о тех, кто не хочет страховаться, выяснить
причины их отказа. Ты хотя бы это сделал?
Свалов угрюмо молчал, не отрывая глаз от дороги.
Понятно. Ничего он не сделал. Хотел побыстрее скинуть с плеч
задание и рвануть на свободу по своим делам.
– Завтра придется приехать еще раз. И в понедельник
тоже, – спокойно произнесла Настя, решив нотаций не читать и выволочки не
устраивать.
– Да сколько же можно с этим возиться! –
раздраженно ответил он. – Преступник выявлен, а вы вместо того, чтобы его
задерживать и раскручивать, заставляете меня тратить время неизвестно на что.
На ерунду какую-то.
Настя не хотела с ним ссориться, поэтому решила быть
предельно вежливой и миролюбивой.
– Ты же был вчера на совещании и все слышал. Мне
казалось, мы все договорились, что задерживать Черкасова рано, пока мы не нашли
место, где он держал и продолжает держать мальчиков. Если ты с этим не
согласен, то почему промолчал вчера? У тебя была возможность высказаться. Давай
сейчас обсудим твои соображения.
– Нет у меня соображений, – буркнул
Геннадий. – Время жалко попусту тратить. Я свою основную работу совсем
забросил с этим вашим Черкасовым.
– Ну потерпи еще немного, – мягко попросила
Настя. – Поверь мне, дело того стоит.
Когда она вернулась на Петровку, все в ней продолжало кипеть
от негодования и злости, хотя она сдерживалась изо всех сил, чтобы не показать
этого. Неужели действительно поколение грамотных и преданных делу сыщиков
вымирает, а на смену им приходят вот такие, как Свалов, равнодушные и думающие
только о себе? Ведь Гена далеко не глуп, он способный парень, и мозги у него
работают нестандартно, иначе он не смог бы догадаться проанализировать титры в
четырнадцати фильмах. Он мог бы стать хорошим оперативником, по-настоящему хорошим,
если бы захотел. Но ему это неинтересно. Зачем он вообще в милицию пошел?
* * *
Геннадий Свалов очень хорошо знал, зачем он пошел в милицию.
В тот год, когда он закончил школу, в один из московских милицейских вузов
разрешили наконец принимать абитуриентов, не служивших в армии. Поскольку в это
время уже шли боевые действия в Карабахе, идти в армию с риском оказаться на
линии огня Свалову совсем не хотелось. Когда он перешел на третий курс,
экономические реформы в стране достигли того этапа, на котором стала очевидной
быстро растущая потребность в юристах, специализирующихся на гражданском праве.
И Геннадий составил план, в соответствии с которым он будет углубленно изучать
правовое регулирование вопросов, связанных с недвижимостью, после окончания вуза
поработает в милиции, пока не выйдет из призывного возраста, а потом рванет на
гражданку и устроится юристом в риэлторскую фирму. Поскольку работа в уголовном
розыске в рамках указанного плана являлась для него вынужденной, временной и, в
общем-то, неинтересной, то ничего удивительного, что все свободное (или
целенаправленно освобождаемое) время Свалов посвящал тому делу, которое должно
было стать делом его жизни – сделкам с недвижимостью. Он подвизался сразу в
трех фирмах, составляя для них различные договоры и консультируя их по вопросам
заключения сделок. Разумеется, и деньги за это он получал немалые. Но времени
на углубленное юридическое обслуживание все-таки не хватало, и Геннадий уже
присмотрел себе другую должность в милиции, более удобную с точки зрения
свободы маневра. Он собрался переходить в кадровый аппарат, где суббота и
воскресенье были действительно выходными днями, не говоря уж о том, что и
рабочий день заканчивался в шесть вечера, а не утром следующего дня. И
начальника его удалось уговорить, правда, с большим трудом, но удалось. Сейчас
с практической работы отпускают неохотно, преступления некому раскрывать.
Вопрос о переходе старшего лейтенанта Свалова в другую службу был практически
решен, и начальник отдела сказал, что приказ об откомандировании будет
подписан, как только Геннадий закончит работу по убийству, которую он вел в
составе бригады совместно с сотрудниками ГУВД.
Все было бы ничего, если бы не одно обстоятельство. Геннадий
в этом году еще не был в отпуске. И в соответствии с договоренностью с одной из
фирм отпуск свой он намеревался провести по-деловому, хотя и не без приятности.
Речь шла о выезде в страну, в последние годы интенсивно превращающуюся не
только в международный курорт, но и в центр бизнеса, и фирма, в которой подрабатывал
Свалов, собиралась заключить там ряд сделок на покупку земли под последующее
строительство. Выезд представителей планировался на середину мая, и билеты уже
были куплены, поскольку Геннадий клятвенно заверил, что к этому моменту сможет
оформить отпуск. Однако для того, чтобы этот отпуск получить, необходимо было в
обязательном порядке успеть перейти на новую работу. Кадровика могут отпустить
отдыхать практически в любое время и с любого момента, а с оперативным составом
этот номер проходил редко. Стало быть, последовательность действий была такой:
быстро закончить работу в бригаде, привезти с нового места работы запрос на
откомандирование, схватить обходной листок, в течение дня решить все проблемы,
«протолкнуть» подписание соответствующего приказа в окружном управлении и в
ГУВД, дождаться приказа о назначении на новую должность и тут же написать
рапорт на отпуск. И на все про все – меньше месяца, а в начале мая еще и
праздники. То есть времени совсем не остается.
