Свалов был человеком шустрым и оборотистым и сделал уже
заранее все, что нужно, чтобы прохождение документов и приказов шло без
дополнительных задержек. Но вот работа в бригаде… Она все тормозила и ставила
под угрозу возможность выезда за рубеж для заключения сделок. А подводить фирму
ох как не хотелось!
Глава 9
Генерал Руненко полковника Гордеева не любил, в том смысле,
что не чувствовал себя в его обществе психологически комфортно. Он уважал
Виктора Алексеевича за деловые качества и бесспорный профессионализм, но когда
этот пятидесятипятилетний невысокий круглоголовый крепыш появлялся в кабинете
Руненко, у генерала возникало такое чувство, будто ему предстоит сдавать
экзамен. А экзаменов он со школьных лет терпеть не мог. Гордеев то и дело
преподносил ему сюрпризы, иногда приятные – в виде неожиданно быстро и
нетрадиционно раскрытых громких преступлений, а порой и неприятные, как вот
сегодня. Хотя, похоже, сам Виктор Алексеевич этого еще не знал.
Сегодня в первой половине дня состоялся брифинг с участием
руководителей Главного управления внутренних дел Москвы, на котором
присутствовал и генерал Руненко. И на брифинге случилось нечто из ряда вон
выходящее, после чего Руненко имел крайне неприятный разговор с начальством.
Теперь ему предстояло выяснить у Гордеева, как такое могло произойти и что вообще
все это означает.
– Виктор Алексеевич, – начал Руненко, стараясь
держать себя в руках и говорить негромко и спокойно, – почему я ничего не
знаю о деле еврейских мальчиков?
По лицу Гордеева было видно, что удар попал в болезненную
точку. Однако стойкости полковника можно было позавидовать.
– Потому что я тоже ничего об этом не знаю, –
ответил он, глядя прямо в глаза генералу.
– А я надеялся, что вы дадите мне разъяснения, –
заметил Руненко, против воли начиная закипать. – Согласитесь, не очень-то
красиво получается, когда журналисты на брифинге задают руководству ГУВД
вопросы, а руководство проявляет полную неосведомленность. Может сложиться
впечатление, что мы просто не владеем ситуацией и не знаем, что происходит в
нашем городе.
– Я не понимаю, о чем идет речь. В нашем производстве
дела о еврейских мальчиках нет, – твердо сказал Гордеев.
– Ах нет?! – взорвался генерал. – Значит,
нет? А кто такой Черкасов, которого разрабатывают ваши сотрудники? Да так
серьезно, что привлекли к работе оперативников из округа, пустили за ним
«наружку». Что вы мне голову-то морочите?
– Черкасов – гомосексуалист, который подозревается в
совершении тяжких преступлений на сексуальной почве. При чем здесь еврейские
мальчики? Товарищ генерал, вас кто-то дезинформировал.
– А то, что те тяжкие преступления, которые ваш
Черкасов совершал на сексуальной почве, направлены на еврейских
мальчиков, – это так, тьфу? Этот момент можно опустить? Я отказываюсь вас
понимать, Виктор Алексеевич. Зачем вы пытаетесь ввести меня в заблуждение?
– Прошу прощения, товарищ генерал, нет никаких
доказательств, связывающих Черкасова с детьми из еврейских семей. Черкасов
подозревается, но, подчеркиваю, только подозревается, в похищении и убийстве
Олега Бутенко, но Бутенко – русский. Я не понимаю, откуда взялось все
остальное.
– Очень интересно. Вы не понимаете. Черкасов, как я
узнал от журналиста, присутствовавшего на брифинге, подозревается в убийстве не
одного Бутенко, а девяти юношей. Да, Бутенко – русский, а остальные восемь –
евреи. Вы хотите об этом умолчать? Вы пытаетесь подтасовать факты? Объясните же
мне, что происходит, в конце концов. Почему такое страшное преступление
скрывается от руководства ГУВД, почему оно до сих пор не на контроле? Что вы
себе позволяете?
Генерал выпустил пар и успокоился. Разумеется, он был
разгневан, потому что выглядел на брифинге, а потом в кабинете начальства
полным идиотом, не имеющим представления о том, чем занимаются его подчиненные.
Но, зная полковника Гордеева не один год, он понимал, что дело тут не в
халатности и разгильдяйстве. Гордеев ничего просто так не делает, не такой он
человек, чтобы держать что-то в секрете, не имея на то веских оснований.
Да, основания эти у Гордеева были, в этом Руненко убеждался,
слушая неторопливый рассказ полковника. Для Черкасова, судя по всему, главным
была внешность, а то, что мальчики с такой внешностью сплошь оказывались
евреями, – просто несчастное стечение обстоятельств. Если какому-нибудь
сумасшедшему нравится внешность туркменских девушек, то он совершает
преступления не против женщин этой национальности, а против женщин с
определенным типом лица. И здесь то же самое. Но это только одна сторона
медали. А ведь была и другая, гораздо более серьезная. Дело предано огласке, и
ГУВД обязано отреагировать.
– Почему вы не задерживаете Черкасова? – спросил
он, когда Гордеев закончил свои разъяснения.
– Нам нужно найти место, где он держал похищенных. Без
этого мы ничего не можем ему предъявить. Только кражу.
– Что, наши прославленные сыщики разучились работать с
задержанными? Навыки ведения допроса полностью утрачены? Как вести
внутрикамерную разработку – тоже благополучно забыли? – нехорошо
усмехнулся генерал. – Или вы ждете, когда он соберется еще кого-нибудь
похищать, чтобы взять его с поличным и не мучиться с доказыванием? Вы хоть
понимаете, что произойдет завтра? Завтра в газетах появится сообщение о том,
что в городе идет охота на еврейских детей, а правоохранительные органы сидят
сложа руки и молча взирают на этот кошмар. Более того, эти органы, оказывается,
даже не в курсе того, что происходит. Это будет завтра. А послезавтра знаете
что случится? Не знаете? Так я вам скажу. Послезавтра найдется умник, который
обвинит в этом коммунистов, припомнив сталинские антиеврейские репрессии и
брежневский антисемитизм. Коммунисты, которые никакого отношения к этому не
имеют, станут возмущаться и требовать сатисфакции от обидчиков и решительных
действий по разъяснению ситуации от нас. Они станут утверждать, что все это –
гнусные инсинуации главного соперника по предвыборной гонке. Выборы на носу,
скандал будет – не приведи господь. И никому вы никогда не сможете объяснить,
почему Черкасов до сих пор ходит на свободе. Виктор Алексеевич, не испытывайте
моего терпения. Через час доложите мне о задержании Черкасова, пока катастрофа
не разразилась. Вы меня поняли?
– Я понял, – холодно ответил Гордеев. – Но я
прошу вас предоставить мне право самому решать, когда наиболее целесообразно
производить задержание. Я считаю, что еще рано это делать. Если вы назовете мне
имя этого сверх меры осведомленного журналиста, я сделаю все возможное, чтобы с
ним договориться. Я объясню ему, почему не нужно печатать эти сведения.
– Да там полный зал был журналистов! – снова
вскипел Руненко. – Спрашивал один, а слышали-то все! Вы что, собираетесь
всем им рот заткнуть? Короче, Виктор Алексеевич, обсуждать тут нечего. Через
час Черкасов должен быть задержан. Это приказ.
– Товарищ генерал, я настаиваю на своей позиции, –
жестко сказал Гордеев. – Вы должны понимать, речь идет о мальчиках, которые
еще живы и которых нужно найти. Это не моя прихоть и не упрямство, это здравый
смысл и нормальное человеческое сострадание. Возможно, они больны, они
нуждаются в помощи, и, если Черкасов сам не приведет нас к месту, мы можем
искать его так долго, что, когда найдем, – будет уже поздно.
