– Михаил Ефимович, – начал Ольшанский, –
сегодня вечером истекают семьдесят два часа с момента вашего задержания, и я
должен принять решение, содержать ли вас под стражей или отпустить домой. Для
этого мне необходимо побеседовать с вами еще раз, задать вам ряд вопросов и
выслушать ваши ответы.
– В чем меня обвиняют? – неожиданно спросил
Черкасов. – В краже или еще в чем-то?
– Пока только в краже, – осторожно ответил
Ольшанский. – Но есть еще ряд обстоятельств, о которых вы должны знать.
– Что за обстоятельства?
– Вы подозреваетесь в совершении серии тяжких
преступлений.
– Господи, я ведь уже все объяснял…
– Да-да, я знаю. Ваша ответственность за то, что вы
позволили Олегу Бутенко скрываться от родителей и употреблять наркотики,
уголовно-правовыми нормами не урегулирована. Пусть это останется на вашей
совести. Олег был совершеннолетним, и вас трудно упрекнуть в том, что вы не
заменили ему няньку. Речь сейчас идет о другом. После Олега Бутенко исчезли и
при таких же обстоятельствах погибли еще восемь юношей и подростков. Более
того, они умерли от передозировки того же препарата, что и Олег. Согласитесь, у
нас есть все основания считать, что вы к этому причастны. Тем более, прошу
заранее меня простить, заключение медицинской экспертизы говорит о том, что все
восемь погибших вели интенсивную гомосексуальную половую жизнь. И вот, Михаил
Ефимович, у нас с вами есть история ваших отношений с Олегом Бутенко и восемь
других историй-близнецов. А как бы между ними – ваша неуправляемая тяга к
мужчинам с определенным типом внешности. Таким, как у брата вашей бывшей жены
Вячеслава Дорошевича. Таким, как у Олега Бутенко. И как у итальянского актера,
фильмы с участием которого вы так удачно украли.
– Я не вижу связи, – спокойно возразил Черкасов.
Настя наблюдала за ним чуть со стороны и видела, что он
нисколько не напуган этим разговором. Он внимательно следит за аргументами
следователя, пытается их понять, но не понимает. Действительно не понимает.
– Вы в самом деле не видите связи?
– Не вижу, – подтвердил Черкасов.
– Тогда посмотрите на эти снимки.
– Кто это?
– Посмотрите внимательнее.
Черкасов взял фотографии и стал перебирать их, потом вернул
следователю. Ни один мускул не дрогнул на его лице.
– Их что, специально подбирали? Они очень похожи, как
будто братья. Кто это?
– А это, Михаил Ефимович, те самые восемь юношей, о
которых мы только что с вами говорили. Тоже умерли от чрезмерного употребления
метедрина, а до этого длительное время не жили дома, более того – находились в
розыске, потому что их семьи не знали, где они. Точь-в-точь как было с Бутенко.
Вы можете это как-то объяснить?
– Нет. Объяснить этого я не могу, – твердо сказал
Черкасов. – Но я понимаю, что вы хотите сказать. Да, это как раз тот тип,
который мне нравится. Я бы даже сказал, единственный тип, который может мне
понравиться. Ваши сотрудники собирали обо мне сведения и, вероятно, уже знают,
с кем я общался в последние годы. Далеко не все мои друзья имеют такую
внешность, но это ничего не означает. Вам должно быть понятно, что люди
встречаются и даже иногда живут долгие годы вместе с людьми, не имеющими ничего
общего с их идеалом красоты, однако только один тип лица или фигуры может
заставить их сердце бешено колотиться. И тогда люди начинают совершать
глупости, порой даже опасные. Значит, вы считаете, что это я похитил и убил
этих юношей?
– Мнения разделились, – улыбнулся
Ольшанский. – Часть сотрудников считает, что это сделали вы, другая часть
считает вас невиновным. Идет интенсивный обмен аргументами и поиск новых фактов
и доказательств.
– А как считаете лично вы?
– Лично я пока никак не считаю, потому что мне еще не
представили тех самых фактов и доказательств. Я в данном случае выступаю в
качестве судьи, к которому две разные группы сотрудников уголовного розыска
придут со своими соображениями. Я выслушаю их, посмотрю, что они мне принесли,
какие факты и доказательства, и только после этого приму решение. Время еще
есть, семьдесят два часа истекают только в двадцать ноль-ноль, а сейчас, –
он посмотрел на часы, – семнадцать тридцать. У нас в запасе два с
половиной часа, чтобы принять решение.
Настя с восхищением и благодарностью наблюдала, как
следователь отводил удар от конкретных сыщиков, в том числе и от нее самой.
«Мнения разделились», «идет обмен аргументами», «поиск новых фактов и
доказательств». В то же время Константин Михайлович ловко уклонялся и от
обсуждения собственной позиции, чтобы не настраивать Черкасова против себя
прямыми обвинениями и в то же время не вводить его в заблуждение
демонстративной верой в его невиновность, зарабатывая легкие и дешевые очки.
– Я невиновен. Я могу сделать что-нибудь, чтобы это
доказать? Какие вам нужны сведения и факты, чтобы убедиться в моей
невиновности?
– Вы можете помочь нам разобраться. Я прошу вас, Михаил
Ефимович, выслушать меня сейчас внимательно и очень спокойно. Если вам что-то
не понравится в моих словах, постарайтесь держать себя в руках и следить за
моей мыслью, а эмоции мы оставим на потом. Хорошо?
– Я вас слушаю.
– У каждого из нас своя правда, Михаил Ефимович. У вас
– своя, у меня – своя, у Анастасии Павловны, – он слегка кивнул в ее
сторону, – тоже какая-то своя правда. Вы точно знаете, совершали вы эти
преступления или нет. То есть вы свою правду знаете и, вероятно, очень удивляетесь,
почему она не очевидна для всех остальных. Не очевидна. И с этим вам придется
смириться. Вашему слову, ничем не подкрепленному, никто верить не обязан. Это
только в пунктах проката видеокассет у вас спрашивали фамилию и верили на
слово, не заставляя вас предъявлять документы. Но хочу вам напомнить, что и там
вы не называли свою настоящую фамилию. Если уж вы лгали в такой мелочи, то как
я могу поверить вам на слово, когда речь идет о серьезных вещах? Все это я
говорю к тому, чтобы вы отдавали себе отчет: вы не имеете права обижаться на
нас за то, что мы вас в чем-то подозреваем. Раскрывать преступления – наша
работа, и в ходе этой работы мы постоянно собираем, проверяем и перепроверяем
различные факты и сведения, чтобы выяснить для самих себя совершенно точно то,
что преступник уже и так знает, но, разумеется, рассказывать нам не собирается.
Часто случается, что под подозрение попадают люди невиновные. Бывает даже, что
их арестовывают и держат в тюрьме, а потом выпускают с извинениями. Но все-таки
мы стараемся действовать как можно более аккуратно и осмотрительно, чтобы
сведения, которые мы добываем в ходе работы, были проверенными. Мы делаем все
возможное, чтобы понапрасну никого не обижать, и очень переживаем, если это
все-таки случается. А теперь, Михаил Ефимович, я перейду к самой важной части
нашей с вами беседы. Итак, мы не знаем, виновны вы в тех убийствах или нет.
Пока не знаем. А через два с половиной часа время наше истечет, и я должен буду
принимать решение. И если за эти два с половиной часа я не получу доказательств
вашей абсолютной невиновности, то мне придется добиваться вашего ареста. Скажу
честно, это будет непросто, потому что доказательств виновности у нас тоже нет.
Я имею в виду – прямых доказательств. Есть только косвенные.
