– Как же вы такого золотого работника отпустили?
– Видите ли… – Есипов замялся. – Это был
вынужденный шаг. До Андрея у Владимира Александровича был помощник, которого мы
ему подыскали. Так вот, этот помощник не оправдал доверия и нагло пользовался
беспомощным состоянием Соловьева. Воровал, обманывал, по ночам девок приводил.
Когда Владимир Александрович это понял и выгнал его, нам было очень неудобно,
мы же вроде как поручились за парня, сами привели его в дом. И чтобы как-то
реабилитироваться, мы должны были подыскать на замену человека совершенно безупречного,
в котором мы могли бы быть уверены как в себе. Андрей Коренев был самой
подходящей кандидатурой. И Владимир Александрович, насколько я знаю, был им
очень доволен. Поэтому я могу с уверенностью утверждать, что Андрей никогда не
позволил бы себе ничего за спиной хозяина. Тем более шашней с его возлюбленной.
– Редкий человек, – согласился Гордеев. – В
наше время таких поискать. Кстати, вы давно его видели в последний раз?
– Дней десять назад, он привозил от Соловьева готовую
рукопись.
– А до того?
– До того? – Есипов задумался. – Только в
день рождения, пожалуй. Да, точно, пятого апреля мы с Воронцом и Автаевым
приезжали поздравить Соловьева.
– И по телефону не общались?
– Ну как же, он звонил нам, чтобы договориться, когда
ему приехать с рукописью. Конец не ближний, ехать без предупреждения
рискованно, а вдруг Воронца на месте нет?
– А что, кроме Воронца, никто у него рукопись не
примет?
– Нет. Это правило. Рукописи принимает только ведущий
редактор серии. Воронец ведет серию «Восточный бестселлер», и работы Соловьева
принимает только он. И потом, даже если просто привезти рукопись и оставить ее
на столе, все равно придется приезжать еще раз. Редактор в присутствии автора
или переводчика определяет объем рукописи, передает дискету в производственный
отдел, где ее проверяют и переписывают текст в компьютер. Если в договоре
предусмотрена выплата части гонорара в момент передачи рукописи, то
издательство выдает деньги. Но для этого нужно подтверждение редактора, что
рукопись сдана в надлежащем виде и без нарушения сроков. Если срок нарушен, то
с переводчика вычитается штраф, определенный процент за каждый день просрочки,
и это тоже определяет редактор. Короче, сами видите, приезжать и не застать
Воронца – бессмысленно.
– Давайте еще раз уточним. Вы общались с Кореневым
пятого апреля, когда приезжали поздравить Соловьева с днем рождения. В
следующий раз вы общались по телефону, когда Коренев договаривался о времени
приезда в издательство. Правильно?
– Да.
– Кому он звонил? Лично вам или Воронцу?
– Вообще-то Воронцу, но Семена не было на месте, и
Андрея соединили со мной.
– И что было дальше?
– Я сказал, что Семен будет на следующий день с
одиннадцати до шести и Андрей может приехать назавтра в любое время.
– Он после этого перезванивал Воронцу?
– Н-не знаю, – неуверенно произнес Есипов. –
Кажется, нет. Во всяком случае я не помню, чтобы Семен говорил мне об этом.
– Хорошо. На следующий день Коренев приехал. Так?
– Да. Часов около пяти вечера.
– К вам он заходил?
– Нет, специально не заходил. Семен зашел подписать
бумагу на выплату денег Соловьеву, я понял, что Андрей приехал, и сам зашел в
кабинет Воронца. Хотел спросить, как дела у Владимира Александровича.
– А почему об этом надо было спрашивать у
Коренева? – удивился полковник. – У самого Соловьева вы спросить не
могли?
– Я уже говорил, он никогда не жалуется на здоровье,
считает, что это недостойно настоящего мужчины. А у нас производство, причем
производство плановое. И мы должны точно знать, сможем мы издать книгу в запланированные
сроки или нет. Конечно, когда речь идет о в принципе здоровом человеке, мы не
думаем каждые пять минут, что он может заболеть. Но когда речь идет об
инвалиде, мы должны постоянно держать в уме, что он может выйти из строя в
любой момент и надолго задержать рукопись. Понимаете? Поэтому я при каждом
удобном случае спрашивал Андрея о здоровье Владимира Александровича. А самого
Соловьева послушать – так его можно хоть завтра в космос отправлять. Даже на
головную боль никогда не посетует. Необыкновенно стойкий характер.
– И что же вам ответил Коренев в тот раз?
– Что все хорошо, проблем нет. Взял следующую книгу для
перевода, Семен тут же составил новый договор, позвонил Соловьеву, по телефону
согласовал с ним сроки и размер гонорара, подписал договор у меня и передал
Андрею, чтобы тот дома получил подпись переводчика и потом при случае завез в
издательство.
– Вы передали с Кореневым один экземпляр договора?
– Два. Один Соловьев подписывал и оставлял у себя,
второй возвращал нам.
– Вы делаете два первых экземпляра или ксерокопируете?
– Конечно, копируем. Это не нарушение. Нигде не
сказано, что оба экземпляра должны быть первыми. А что, это неправильно? –
вдруг забеспокоился Есипов.
– Я думаю, что, раз у вас не было с этим никаких
трудностей, значит, правильно, – успокоил его Гордеев. – Припомните,
пожалуйста, как можно подробнее, о чем вы говорили с Кореневым по телефону и во
время встречи в издательстве.
– По телефону – только о времени его приезда к Воронцу.
А в издательстве – о том, что Владимир Александрович по-прежнему держит хороший
темп, работает быстро. Может быть, благодаря уединенному образу жизни. Его
ничто не отвлекает.
– Кто это сказал? Вы или Коренев?
– Андрей.
– А вы что на это ответили? Возразили?
– Нет, почему я должен возражать? Это же правда.
– Но ведь у Соловьева была любовница. Разве он на нее
не отвлекался?
Есипов пожал плечами.
– Откуда мне знать? Я вообще узнал о ее существовании
только теперь, когда ее убили.
– Хорошо, Кирилл Андреевич. Значит, из того, что
говорил Коренев, никак нельзя было понять, что Собликова его интересует?
– Нет. Абсолютно.
– Каких еще знакомых или друзей Соловьева вы знаете?
– Еще? – Он задумался. – Сын. Но Владимир
Александрович с ним почти не общается. Омерзительная личность.
– Чем же парень ему так досадил?
– Да ничем особенным. Просто мразь – и все. Наглый,
лживый, ленивый, беспутный. Соловьев, как я уже говорил, избегает рассказывать
о своих несчастьях. А такого сына он воспринимает именно как несчастье.
– Еще кто?
– Еще на дне рождения у него была женщина. Владимир
Александрович сказал, что она его давняя знакомая. Совсем давняя, еще с тех
времен, когда он в аспирантуре учился.
