Всю тяжесть этой ситуации полковник Гордеев мужественно нес
на себе, стараясь не дергать подчиненных и не мешать им работать. Он знал, что
оперативники делают все, что нужно и как нужно, они, не дожидаясь результатов
экспертизы, осматривают каждый куст и каждый закоулок в районе четырех строек,
как уже завершенных, так и текущих. Опрашивают всех знакомых Черкасова,
выясняя, не упоминал ли он когда-нибудь о том, что бывал в одном из этих
четырех мест. Проверяли по своим каналам, действительно ли Олег Бутенко в свое
время присвоил большую партию наркотиков и скрылся, чем вызвал гнев
наркодельцов. В общем, каждое сказанное Михаилом Ефимовичем слово будто под
микроскопом рассматривали.
А Гордеев ходил к генералам, выслушивал в свой адрес
комплименты, больше смахивающие на угрозы и упреки, багровел, пыхтел, злился,
огрызался, но терпел. Потому что хорошо понимал генералов. Они боялись
скандала.
– Вы что, не можете выбить признание из этого
Черкасова? – раздраженно спрашивали руководители у Гордеева. – Чем вы
там вообще занимаетесь?
– Мы ищем доказательства его вины. У нас нет
уверенности, что маньяк – он.
– Тогда на каком основании вы его разрабатывали? Если
его фамилия попала к журналистам, значит, вы работали с ним очень серьезно. И
одного из потерпевших он признал. Чего вам еще нужно?
– Мы ищем доказательства, – упрямо твердил
Гордеев.
Что еще он мог им сказать?
* * *
Настя пришла домой в десятом часу. Алексей встретил ее
неожиданным вопросом:
– Дорогая, ты в почтовый ящик давно не заглядывала?
– Давно. Мы же ничего не выписываем, а писем нам не
пишут. Теперь все больше по телефону общаются. А что?
– А ничего. Если бы ты туда заглядывала хотя бы раз в
неделю, ты бы узнала, что у тебя номер телефона с завтрашнего дня изменится.
Тебе извещение пришло с телефонного узла и провалялось в ящике дней десять.
Хорошо, что хоть у меня ума хватило посмотреть.
– Как изменится? – растерялась Настя. –
Почему?
– АТС меняют. Сейчас по всей Москве такая история. Тебя
заблаговременно предупредили, даже новый номер указали, чтобы ты заранее его
всем раздала. Заботятся о людях, а ты в ящик посмотреть ленишься. Ну нельзя же
так, Ася. Хороши бы мы с тобой были, если бы завтра ждали нужных звонков.
Кстати, сегодня телефон вообще отключен.
– Отключен? – испугалась она. – Но мне должны
звонить…
– Ага. И кому ты собираешься это объяснять? Если бы ты
вовремя получила извещение, ты бы и об этом знала заранее. Они специально
указали, что телефон сегодня отключат, а завтра будет уже новый номер. Если уж
ты носишь ключ от почтового ящика, так пользуйся им хотя бы через день.
Она поняла, что муж сердится. Видно, он тоже ждал сегодня
каких-то звонков.
– А между прочим, – спохватилась она, – как
ты достал извещение? У тебя же ключа нет.
– А между прочим, – передразнил он, – у тебя
на почтовом ящике замок сломан. Просто удивительно, что ты этого до сих пор не
знаешь.
– Ну не злись, Лешик, – примирительно сказала
Настя. – Ты же знаешь, что жена у тебя растяпа.
– Толку-то – на тебя злиться, – пробурчал
Алексей. – Отдай мне ключ, я завтра починю замок и буду сам следить за
почтой. Горе ты мое.
Во время ужина Настя в уме перечисляла людей, которым нужно
завтра же с утра дать новый номер телефона. Родители, брат, сотрудники отдела,
да и в дежурную часть не забыть сообщить, мало ли что. Кто еще? Подруг у нее
нет, с пятнадцати лет ее единственным близким другом был Леша. Да, не забыть бы
следователя Ольшанского, он тоже частенько позванивает ей домой, когда они
вместе работают…
Мысль ее перескочила на другое. Что же, кроме мамы, отчима и
брата у нее нет никого, кому нужно было бы оставить свой телефон? Служба не в
счет. А по жизни… Может быть, ее жизнь неправильно устроена? Ведь это
ненормально, когда у тридцатипятилетней женщины нет ни одного близкого
человека, который не был бы ее родственником.
– Лешик, ты составил список, кому надо сразу же дать
наш новый номер?
– Естественно, – откликнулся муж, который уже
перестал сердиться на нее в силу полной бесполезности этого занятия.
– Написал?
– Конечно. У меня память не такая блестящая, как у
тебя, я на нее не полагаюсь.
– Большой список получился?
– Человек сорок.
– Сколько?!
– Сорок. А чего ты удивляешься? У тебя больше выходит?
– Меньше. Леш, из этих сорока сколько с твоей работы?
– Ну, примерно двадцать – двадцать пять.
– А остальные?
– Друзья, приятели, дамы сердца. Чего ты меня пытаешь?
Моральный облик оцениваешь?
– Ага. Только не твой, а свой. У меня, кроме
сослуживцев, получилось всего четверо. Родители и Санька с Дарьей. И я
подумала, что, наверное, я какая-то неправильная. Я никогда раньше не
задумывалась над тем, что у меня, в сущности, совсем нет друзей. На работе –
Коротков. А так – только ты один.
– Ничего себе, – фыркнул Алексей, –
единственный и, хотел бы надеяться, любимый муж у тебя проходит по категории
«так». Ты за речью следишь?
– Леш, не цепляйся к словам, ты же понимаешь, о чем я
говорю.
Алексей положил вилку и внимательно посмотрел на жену.
– Асенька, тебя что-то тревожит в этой связи? Ты всегда
была не похожа на других и всегда знала это. Почему вдруг сейчас тебя это
обеспокоило?
– Да глупости это все! – с досадой бросила
она. – Я точно такая же, как все, во мне нет ничего особенного. В школе
занималась математикой, а потом рванулась в юристы и в милицию? Так у нас в
милиции кого только нет. И филологи, и педагоги, и психологи, и технари. Пять
языков знаю? В России сотни специалистов, которые знают и большее число языков.
Замуж поздно вышла? И таких женщин не перечесть. Почему же так получается, что
в моей жизни нет никого, кроме тебя?
– А тебе этого мало? Тебе хочется, чтобы был еще
кто-то?
– Нет. В том-то и дело, что мне никто не нужен. И мне
кажется, что это неправильно.
– Ася, ну что ты выдумываешь? Ты живешь так, как
живешь. Как живешь, так и правильно.
– Но другие-то живут не так, – возразила
она. – Вот ты, например.
– С каких это пор я стал для тебя эталоном? –
рассмеялся Алексей. – Ты никогда ни на кого не оглядывалась. Что с тобой
происходит?
– Не знаю. Старею, наверное, – вздохнула Настя.
– Кстати, ты, по-моему, забыла о своем Соловьеве. Разве
ему ты не собираешься дать свой новый телефон?
– Лешка, не провоцируй меня, – улыбнулась
она. – Соловьев перебьется.
