Настя ничего не ответила, и до конца танца они больше не
обменялись ни словом.
* * *
Бессонница стала привычной. Он лежал в своей спальне с
открытыми глазами и прислушивался к шорохам. Андрея больше нет, на втором этаже
никто не ходит. Если звуки и доносятся, то только со стороны холла, где
круглосуточно дежурит милиционер.
После того как Анастасия нашла в его бумагах какое-то
письмо, она больше не приезжала и даже не звонила, и Соловьев вдруг
почувствовал, что никогда раньше не был таким одиноким. Как быстро все
изменилось, буквально в одно мгновение! Еще совсем недавно в доме постоянно жил
молодой энергичный помощник, а у Соловьева была молодая прелестная любовница и
одновременно женщина, о которой он мечтал и по которой скучал. А теперь?
Помощник убит. Любовница, которая оказалась профессиональной воровкой, тоже
убита. А женщина, о которой он мечтает, исчезла из его жизни. Он даже не может
до нее дозвониться. Он слышит только длинные гудки. Утром, днем, вечером. От
отчаяния он несколько раз набирал ее номер по ночам. Но ему снова никто не
ответил. Куда она пропала? Уехала с мужем в отпуск? Или вообще переехала жить в
другое место? Она никогда больше ему не позвонит и не приедет. Зачем он ей?
Инвалид…
Еще недавно он знал, что руководители «Шерхана» – это люди,
с которыми приятно иметь дело, люди надежные и добросовестные, которые прекрасно
к нему относятся, всегда придут на помощь. А сегодня он знает, что они делают
из него идиота, пользуясь тем, что он из-за болезни не ездит по городу и мало с
кем общается. Крохоборы. Зачем все это? Неужели нельзя было заплатить и не
иметь головной боли? Они же должны понимать, что для него гонорары за перевод –
единственный источник существования, что деньги ему нужны, потому что для
больного человека, для инвалида жизнь автоматически становится во много крат
дороже. Лекарства, специальное оборудование, услуги, помощник. Не заплатить
инвалиду – гадко. Низко. Недостойно.
Он никогда не был мстительным. Анастасия права, он не
способен на поступок. Ему всегда проще было плыть по течению, приспосабливаясь
к складывающимся обстоятельствам и не пытаясь их изменить. Он не уехал с
женщиной, которую любил, за границу, потому что не хотел оставлять сына одного.
А что толку? Все равно дерьмо выросло. Все равно сядет – не сегодня, так
завтра. У него был единственный шанс изменить свою жизнь, а он так бездарно его
упустил. И что теперь? Полное одиночество. Даже работы нет.
В этот момент Соловьев с необыкновенной ясностью понял, что
не будет больше работать на издательство «Шерхан». А в следующую секунду его
захлестнула яростная жажда мести. Открутить им голову. Уничтожить, чтобы и
следа на земле от этого издательства не осталось.
Глава 15
Николай Селуянов был влюблен и впервые за несколько лет
чувствовал себя счастливым, а потому, как и многие влюбленные, хотел, чтобы
всем было хорошо и все окружающие были тоже по возможности счастливы. Узнав о
результатах экспертизы образцов грунта накануне вечером, он не стал никого
дергать, в том числе и Настю, которая, как он знал, собиралась отмечать
годовщину свадьбы, а просто сел в машину и поехал в «Мечту». Ибо специалисты твердо
заявили: образец, представленный для исследования в конверте номер один и
изъятый в квартире Черкасова М. Е., имеет множество совпадающих признаков с
образцом, помещенным в конверт номер три и изъятым на участке местности, где
расположен последний по времени постройки коттедж микрорайона «Мечта». Что же
касается других образцов, представленных для исследования, то они имеют с
образцом номер один гораздо больше различающихся признаков, нежели совпадающих.
Для посещения «Мечты» благодаря преступлению, совершенному в
доме переводчика Соловьева, повод был всегда, чем Селуянов и не замедлил
воспользоваться. В ночь, когда были совершены убийства Коренева и Собликовой,
он уже был здесь в составе дежурной опергруппы, да и потом приезжал один или
два раза, так что с единственным свидетелем, он же единственный подозреваемый,
был знаком. Несмотря на то, что было уже около девяти вечера, Владимир
Александрович обрадовался ему, чем немало удивил Николая, ибо тот помнил, что
во время предыдущих встреч хозяин дома не показался ему человеком приветливым и
искренне желающим помочь. Собственно, именно эта закрытость и заставила
Селуянова настаивать на версии о виновности самого Соловьева.
Отпустив дремавшего в холле на стульчике милиционера
поужинать, Николай предложил Владимиру Александровичу обсудить возможность
проникновения в его дом случайного грабителя. На самом деле он хотел более
подробно поговорить с ним о случаях появления на территории «Мечты» незнакомых
людей.
– Вы постоянно находитесь дома, ваш коттедж стоит ближе
к началу улицы, и люди, приезжающие или приходящие в дальние дома, должны
проследовать мимо ваших окон. Давайте попробуем вспомнить все, что вы видели
хотя бы за последний месяц, – начал оперативник.
– Я не большой любитель смотреть в окно. Вряд ли я чем-то
вам здесь помогу.
– Но вы все же попытайтесь, – просительно
улыбнулся Селуянов. – Я понимаю, что вы не могли видеть все и всех. Но в
то же время не могу поверить, что вы не видели вообще ничего и никого. Так не
бывает.
Разговор шел вяло, Соловьев явно не был настроен напрягать
память и вспоминать, кого он видел из своих окон или во время прогулок. Коля
понимал, что у Владимира Александровича нет ни малейшего интереса к разговору.
Но ведь он обрадовался, когда Николай приехал. Селуянов не мог ошибиться. Почему?
Впрочем, ответ не заставил себя ждать.
– У меня к вам просьба… – неожиданно сказал
Соловьев. – Насколько я знаю, в связи с этим делом вы допрашивали мою
знакомую Анастасию Каменскую.
– Да, было такое, – осторожно подтвердил Коля.
– Видите ли… – Он замялся и некоторое время молчал,
потом словно собрался с духом: – Я бы хотел, чтобы вы помогли мне с ней
связаться. У меня есть только ее домашний телефон, но там уже несколько дней
никто не отвечает. А служебный телефон она мне не оставила. Но у вас-то этот
номер наверняка есть.
– Владимир Александрович, – мягко сказал Коля,– я
не могу дать вам номер ее служебного телефона. Каждый человек вправе сам
решать, кому оставлять свои телефоны. И если Каменская не хочет, чтобы вы
звонили ей на работу, я не могу вмешиваться. У нее могут быть свои причины и
резоны, которые мы с вами обязаны уважать. А что касается ее домашнего
телефона, то, может быть, она уехала. На дачу, например. Погода стоит более чем
теплая, и многие уже переселились на дачи до самой осени.
Соловьев молча уставился в окно. Пальцы рук, лежащих на
прикрытых пледом коленях, крепко сцеплены, лоб перерезала глубокая морщина.
– Пожалуйста, – неожиданно тихо проговорил
он, – я вас прошу, помогите мне. Для меня это очень важно.
– Это как-то связано с тем преступлением, над
раскрытием которого мы работаем?
– Нет-нет, – быстро ответил Соловьев. –
Уверяю вас, это чисто личное. Мы друзья, и сейчас я особенно нуждаюсь в ней как
в друге.
